Братья Маугли

В Сионийских горах наступил очень жаркий вечер. Отец Волк проснулся и, зевая, вытянул одну за другой все четыре лапы, прогоняя сон. Мать Волчица лежала, прикрыв своей большой серой мордой четырёх озорных волчат, которые барахтались и повизгивали. Яркий свет молодой луны проникал в пещеру.

— Уф!.. — сказал Отец Волк. — Пора идти на охоту.

Он уже собирался спускаться с горы, когда маленькая тень с пушистым хвостом показалась подле входа в пещеру и жалобно провизжала:

— Пусть тебе сопутствует удача, о великий волк! Пусть судьба даст твоим благородным детям крепкие, белые зубы! Пусть счастье улыбается им! И да не забывают они голодных!

Это был шакал Табаки, подлиза и лизоблюд. Волки презирали Таба-ки за то, что он был как кость поперёк горла: ссорил всех, сплетничал, поедал тряпьё и лоскутья кожи на деревенских мусорных свалках. Но при этом в джунглях боялись его, потому что шакалы иногда сходят с ума, а в таком состоянии они забывают всякий страх, бегают по лесам и кусают всех, кого встречают. Когда такое случается, даже тигр прячется от шакала. Ведь для дикого создания безумие — величайший позор! Мы называем эту болезнь водобоязнью, в джунглях же её считают «дивани» — безумием.

— Войди и посмотри, — сухо сказал шакалу волк, — только в пещере нет ничего съедобного.

— Для волка — нет, — ответил Табаки, — но для такого скромного создания, как я, даже обглоданная кость — великолепный пир. Кто такие мы, шакалы, чтобы выбирать и пробовать?

Мелкими шажками он вбежал в самую глубь пещеры, отыскал там оленью кость с остатками мяса, присел и принялся с наслаждением её грызть.

— Прими великую благодарность за прекрасное угощение, — сказал он, облизываясь. — Какие красавцы, благородные дети! Какие у них большие глаза! И ведь они ещё такие юные. Впрочем, что я? Мне следует помнить, что королевские дети с первого дня своей жизни — взрослые.

Табаки знал не хуже других, что похвалы, сказанные детям в глаза, приносят им несчастье, и ему было приятно видеть, как встревожились родители.

Шакал немного посидел, молча радуясь, что доставил волкам неприятности, а потом презрительно сказал:

— Шер Хан решил переменить место охоты. Он сказал мне, что всю следующую луну будет охотиться в этих горах.

Шер Хан был тигр, который жил возле реки Вайнганги. Это было довольно далеко от пещеры волков.

— Он не имеет на это права, — сердито начал Отец Волк. — По Закону Джунглей он не имеет права без предупреждения менять место охоты. Он распугает всю дичь в округе, а мне… мне предстоит охотиться эти два дня.

— Недаром мать Шер Хана назвала его Лунгри — хромым, — спокойно заметила волчица. — Он хромает с рождения и потому всегда убивал только домашний скот. В деревне возле реки ненавидят его, и теперь он пришёл сюда, чтобы раздражать людей, которые живут здесь. Они обыщут джунгли, а когда он убежит, нам с детьми придётся спасаться от подожжённой травы. Действительно, мы можем поблагодарить Шер Хана.

— Передать ему вашу благодарность? — спросил Табаки.

— Прочь! — лязгнув зубами, сказал Отец Волк. — Прочь! Ступай охотиться со своим господином. Ты наговорил нам достаточно гадостей.

— Я-то уйду, — спокойно ответил Табаки. — Но слышите, в чаще рычит Шер Хан? Я ведь мог бы не говорить вам о нём.

Отец Волк прислушался: в долине, что спускалась к ручью, раздалось сухое, злобное, продолжительное ворчание ничего не поймавшего тигра. Он не стыдился, что все в джунглях узнали о его неудаче.

— Глупец, — сказал волк. — Кто же охотится с таким шумом! Неужели он думает, что наши олени похожи на его откормленных быков?

— Тсс! Сегодня он охотится не на оленя и не на быка, — сказала волчица. — Его дичь — человек.

Ворчание превратилось в громкое рычание, которое, казалось, неслось со всех сторон. Именно этот звук заставляет терять рассудок спящих под открытым небом дровосеков и цыган. Заслышав его, они иногда бросаются прямо в пасть тигра.

— Человек, — сказал Отец Волк, оскалив свои белые зубы. — Фу! Неужели в болотах мало водяных жуков и лягушек, чтобы он ещё ел человека, да ещё в наших местах.

Закон Джунглей ничего не осуждает без причины. Он позволяет зверям охотиться на человека, только когда зверь учит своих детёнышей, как это надо делать, но тогда он должен уйти далеко от своей стаи или племени. Ведь после убийства человека в джунгли рано или поздно являются другие люди на слонах, с ружьями, гонгами, paкетами и факелами. И тогда все звери страдают. Однако каждый в джунглях знает, что человек — самое слабое и беззащитное изо всех живых созданий, и, следовательно, трогать его недостойно охотника. Кроме того, ходят слухи -и справедливо, — что людоеды страшно худеют и теряют зубы.

Рычание стало громче, а потом вдруг послышалось: «ар-р-р» — короткий крик падающего тигра.

— Он промахнулся, — сказала Мать Волчица. — Что там?

Было слышно, как Шер Хан со свирепым ворчанием бросается от одного куста к другому.

— У этого глупца так мало мозгов, что он прыгнул на костёр дровосека и ожёг себе лапы, — сказал волк. — С ним и Табаки.

— А кто поднимается по откосу? — спросила Мать Волчица и насторожила одно ухо. — Приготовься!

В чаще зашелестели листья. Волк осел на задние лапы, собираясь броситься на добычу. Потом, если бы вы наблюдали за ним, то увидели

бы самую удивительную вещь на свете: волка, остановившегося в середине прыжка. Ещё не зная, на что он кидается, зверь прыгнул и в ту же секунду постарался остановиться. Поэтому получилось так, что он подпрыгнул над землёй и тут же упал на то самое место, с которого начал нападение.

— Человек, — коротко сказал он, — детёныш человека! Смотри.

Напротив волка, под большими листьями, сидел маленький коричневый мальчик, по-видимому, только что научившийся ходить, — мягкий, весь в ямочках. Он посмотрел прямо в глаза волку и засмеялся.

— Так это человеческий детёныш, — сказала Мать Волчица. — Я никогда не видела их. Дай-ка его сюда.

Волк, привыкший переносить своих волчат, может взять в рот сырое яйцо и не раздавить его. А потому, хотя челюсти зверя схватили ребёнка за спинку, ни один его зуб не оцарапал кожу маленького мальчика. Отец Волк осторожно положил его между своими детёнышами.

— Какой маленький! И какой смелый, — мягко сказала Мать Волчица.

Ребёнок расталкивал волчат, чтобы подобраться поближе к её тёплой шкуре.

— Ай, да он хочет есть! Вот так человеческий детёныш! Ну, скажи-ка: есть ли на свете волчица, которая может похвастаться тем, что вместе с её волчатами живёт человеческий детёныш?

— Я слышал, что такие вещи случались, только не в нашей стае и не в наши дни, — ответил Отец Волк. — На нём совсем нет шерсти, и я мог бы убить его одним ударом лапы. Но взгляни: он смотрит и не боится.

Увлечённые разговором, волки не замечали, что Шер Хан неподалёку и следит за ними.

Но позади тигра вдруг завизжал Табаки:

— Мой господин, мой господин, он вошёл сюда!

— Шер Хан оказывает нам великую честь, — сказал Отец Волк, но в глазах его был гнев. — Что угодно Шер Хану?

— Сюда вошёл детёныш человека, — ответил тигр. — Его родители убежали. Отдай мне его.

Шер Хан действительно прыгнул в костёр дровосека и теперь бесновался от боли в обожжённых лапах. Но Отец Волк знал, что тигр не сможет войти к ним в пещеру — вход в неё был слишком узким.

— Волки — свободный народ, — сказал глава семьи. — Они слушаются вожака стаи, а не какого-то полосатого поедателя домашнего скота. Человеческий детёныш — наш. Мы убьём его, если захотим.

— Захотим, не захотим! Что это за разговоры?

Клянусь убитым мной быком, я не буду стоять, нюхая вашу собачью будку и прося то, что принадлежит мне по праву. Это говорю

я, Шер Хан.

Рёв тигра наполнил пещеру, как раскаты грома. Мать Волчица кинулась вперёд. Её глаза, блестевшие в темноте как две зелёные луны, оказались напротив пылающих глаз Шер Хана.

— Ты говоришь, а отвечаю я, Paкша. Человеческий детёныш мой, слышишь, хромоногий убийца! Да, мой. Его не убьют! Он будет жить, бегать вместе со стаей, охотиться со стаей и в конце концов убьёт тебя, поедатель лягушек и рыб! Да, он убьёт тебя! А теперь убирайся или, клянусь убитым мной оленем, ты, обожжённое животное, отправишься к своей матери, хромая сильнее, чем в день своего рождения! Уходи!

Отец Волк посмотрел на неё с изумлением. Он почти позабыл тот день, когда после честного боя с пятью другими волками увёл за собой свою подругу. А ведь было время, когда она бегала в стае и её называли Демоном не из одной любезности. Шер Хан мог встретиться лицом к лицу с Отцом Волком, но биться с Paкшей он не хотел, зная, что на её стороне преимущество и что она будет бороться наcмepть. Поэтому тигр попятился со страшным ворчанием, а потом крикнул:

— Каждая собака лает у себя во дворе! Увидим, что скажет стая насчёт этой нежности с приёмышем из человеческого племени! Он — мой и в конце концов попадётся мне в зубы, говорю вам, о вы, пушистохвостые воры!

Волчица, задыхаясь, бросилась обратно к своим волчатам, и Отец Волк серьёзно сказал ей:

— В этом отношении Шер Хан прав. Человеческого детёныша надо показать стае. Скажи, ты всё ещё хочешь оставить его у себя?

— Хочу ли? — переспросила она. — Он — бесшёрстый, голодный, пришёл ночью совсем один, и всё-таки не боялся. Смотри: он оттолкнул одного из моих детей! Этот хромой злодей убил бы его и убежал к реке. А потом к нам пришли бы люди и в отместку разрушили бы все наши логовища. Оставлю ли я его у себя? Ну конечно! Лежи, лежи, лягушечка, Маугли… Да, да, я назову тебя Маугли — лягушка… И когда-нибудь ты будешь охотиться на Шер Хана, как он охотился на тебя.

— Но что скажет наша стая? — протянул Отец Волк.

Закон Джунглей гласит, что каждый вновь женившийся волк может отделиться от своей стаи, однако едва его волчата вырастут настолько, чтобы хорошо держаться на ногах, он обязан привести их и представить Совету стаи, который обыкновенно собирается в полнолуние. Это делалось для того, чтобы остальные волки узнали их. После этого, пока волчата не вырастут настолько, чтобы загнать своего первого оленя, никто из взрослых волков не имеет права причинить им вред. Для волка, убившего одного из них, нет оправданий. Убийцу наказывают cмepтью.

Отец Волк подождал, пока его волчата научатся бегать, и в день собрания стаи взял с собой Маугли и Мать Волчицу. Он отправился к Скале Совета — так называлась вершина холма, вся покрытая большими валунами и камнями, посреди которых могло спрятаться около

сотни волков. Акела, большой серый волк-одиночка, ставший благодаря своей силе и хитрости вожаком стаи, растянулся на камне, а под ним сидели сорок или больше волков всех оттенков шерсти.

Вот уже целый год Одинокий Волк водил стаю на охоту. В дни своей молодости Акела два раза попадался в капканы, один раз его избили и бросили, считая мёртвым, — поэтому он знал обычаи и уловки людей.

Разговоров было мало. Волчата возились и кувыркались, время от времени один из старших волков спокойно подходил к какому-нибудь волчонку, внимательно осматривал его и, бесшумно ступая, возвращался на прежнее место. Иногда та или другая волчица выталкивала носом своего детёныша в полосу лунного света, желая, чтобы его непременно заметили. И Акела со своей скалы восклицал:

— Вы знаете Закон, вы знаете Закон! Хорошенько смотрите, о волки!

И протяжный тревожный вой матерей подхватывал:

— Смотрите, хорошенько смотрите, о волки!

Наконец — и в ту минуту на шее Paкши поднялась высокая щетина -Отец Волк вытолкнул Маугли-лягушку на самую середину открытого прострaнcтва. Человеческий детёныш уселся там и стал со смехом играть камешками, блестящими в лунном свете.

Акела не поднял головы, продолжая монотонно выкрикивать:

— Смотрите хорошенько!

Из-за скалы послышалось глухое рычание — это был Шер Хан. Тигр кричал:

— Детёныш — мой. Отдайте его мне. Зачем Свободному Народу детёныш человека?

Акела даже ухом не шевельнул. Он только протянул:

— Смотрите хорошенько, о волки. Разве Свободному Народу есть дело до требований чужаков? Хорошенько смотрите.

Послышались тихие, недовольные, ворчащие голоса. Один молодой волк спросил у Акелы:

— Что делать Свободному Народу с детёнышем человека?

Надо заметить, что по Закону Джунглей, если право вступления детёныша в стаю оспаривалось, за его принятие должны были высказаться по меньшей мере двое из стаи, но не его отец или мать.

— Кто за этого детёныша? — спросил Акела. — Кто из Свободного Народа высказывается за его вступление в стаю?

Ответа не было, и Волчица Мать приготовилась к бою, который, она знала, будет для неё последним.

Тогда Балу, сонный бурый медведь, не принадлежавший к роду волков, но допущенный в Совет стаи, старый Балу, который преподавал волчатам Закон Джунглей и имел право расхаживать повсюду, потому что ел только орехи, коренья и мёд, поднялся на задние лапы и проревел:

— Человеческий детёныш? Человеческий детёныш? Я высказываюсь за него. В нём нет ничего дурного. Я не знаю мудрёных слов, но говорю правду. Пусть он бегает вместе со стаей. Примите его вместе с остальными. Я буду учить его!

— Нам нужен ещё голос, — сказал Акела. — Балу высказался, а ведь он учитель наших молодых волков. Кто, кроме Балу, подаст голос за человеческого детёныша?

Стройная тень скользнула в кольцо волков. Это была Багира, чёрная пантера,

вся чёрная, как чернила. Все знали Багиру и все боялись становиться ей поперёк дороги, потому что она была хитра, как Табаки, мужественна, как дикий буйвол, и неудержима, как раненый слон. Тем не менее голос её звучал мягко, точно звук падающих с дерева капель дикого мёда, а шерсть была нежнее лебяжьего пуха.

— О Акела, и ты, Свободный Народ, — промурлыкала она. — Я не имею права голоса в ваших собраниях, но по Закону Джунглей в случае сомнений в новом детёныше, сомнений, не касающихся охоты, его жизнь можно купить за известную цену. И Закон не определяет, кто может и кто не может заплатить за сохранение его жизни. Правильно ли я говорю?

— Правильно, правильно, — закивали вечно голодные молодые волки. — Слушайте Багиру. Детёныша можно купить за известную цену. Так говорит Закон.

— Я знаю, что не имею здесь права голоса, а потому прошу у вас позволения говорить.

— Говори, — послышалось двадцать голосов.

— Позором будет убить безволосого детёныша. Кроме того, он может вам пригодиться, когда подрастёт. Балу говорил в его пользу, а если вы согласитесь принять человеческого детёныша, я к словам Балу прибавлю только что убитого мной молодого и очень жирного быка, который лежит недалеко отсюда. Так каким будет решение стаи?

Поднялся гул из голосов.

— Стоит ли рассуждать? Он умрёт от зимних дождей! Солнце сожжёт его! Какой вред может принести нам безволосая лягушка? Пусть себе бегает со стаей. А где бык, Багира? Примем детёныша!

И тогда раздался зычный лай Акелы:

— Смотрите хорошенько, смотрите хорошенько, о волки!

Внимание Маугли по-прежнему привлекали камешки: он даже

не замечал, что волки один за другим подходили и осматривали его. Наконец все спустились к убитому быку, и на Скале Совета остались только Акела, Багира, Балу, волчьи родители Маугли, да ещё в темноте раздавалось ворчание Шер Хана, который сердился, что ему не отдали мальчика.

— Да, да, реви хорошенько себе в усы, — сказала Багира, — придёт день, когда человеческий детёныш заставит твой голос звучать совсем по-другому. Это будет так, или я ничего не знаю о людях.

— Вы хорошо сделали! — сказал Акела. — Люди и их детёныши очень умны. Со временем он станет нашим помощником.

— Конечно, он станет твоим помощником в тяжёлую минуту, ведь никто не может вечно водить стаю, — заметила Багира.

Акела ничего не сказал. Он думал о времени, которое наступает для каждого вожака, когда его силы уходят и он становится всё слабее и слабее, пока, наконец, стая не убивает его. Тогда появляется новый вожак, которого в свою очередь тоже убьют.

— Уведи его, — сказал Акела Отцу Волку, — и воспитай по правилам Свободного Народа.

Вот так Маугли попал в сионийскую волчью стаю — благодаря внесённой за него плате и доброму слову Балу.

Маугли рос вместе с волчатами, хотя, конечно, они стали взрослыми волками, когда он был ещё ребёнком.

Отец Волк учил Маугли волчьему ремеслу и рассказывал обо всём, что растёт и живёт в джунглях. Каждый шелест в траве, каждое лёгкое дыхание жаркого ночного воздуха, каждое гуканье совы над головой, легчайший скрип когтей летучей мыши, опустившейся на дерево, каждый плеск прыгающей в крошечных озёрах рыбы — всё для мальчика стало так же важно и понятно, как и для других волчат. Когда Маугли не учился, он сидел на солнце, спал, ел и опять спал. Когда он чувствовал себя грязным или когда ему бывало жарко, он плавал в лесных озёрах. Когда ему хотелось мёду (Балу объяснил мальчику, что мёд и орехи так же вкусны, как и сырое мясо), он забирался за ним на деревья. Подниматься на высокие стволы его научила Багира. Лёжа на ветке, пантера кричала: «Сюда, Маленький Братец», и поначалу Маугли прижимался к дереву, точно ленивец, но потом стал прыгать с одной ветки на другую, почти как обезьяна.

Во время собраний стаи Маугли занимал указанное ему место на Скале Совета и тогда же понял, что если ему случалось пристально посмотреть на какого-нибудь волка, тот невольно опускал глаза. Осознав это, Маугли стал ради забавы впиваться взглядом в глаза волков.

По ночам мальчик спускался к возделанным полям и с большим любопытством смотрел на человеческие жилища, однако людям не доверял — однажды Багира показала ему до того хитро спрятанный в зарослях ящик с падающей дверцей, что мальчик чуть не попал в него. Пантера сказала ему, что это называется ловушкой.

Больше всего Маугли любил вместе с Багирой уходить в тёмную, тёплую чащу леса, спать там целый день, а ночью наблюдать за охотой чёрной пантеры. Голодная, она убивала всё, что попадалось ей навстречу, так же поступал и Маугли… с одним исключением. Когда он подрос и поумнел, Багира сказала ему, чтобы он не смел трогать домашнего скота, потому что его жизнь купили ценой жизни быка.

— Ты можешь охотиться на любую дичь, которую в состоянии убить, но в память о быке, которым я тебя выкупила, никогда не убивай и не ешь ни молодого, ни старого домашнего скота, — сказала Багира. — Таков Закон Джунглей.

И Маугли повиновался.

Он рос, делался сильным и выносливым. Несколько раз Мать Волчица говорила ему, что Шер Хану нельзя доверять и что Маугли когда-нибудь должен убить его. Если бы Маугли был молодым волком, он бы ежечасно вспоминал о совете Paкши, но он быстро позабыл её слова, потому что он был только мальчиком. Хотя, конечно, назвал бы себя волком, если бы умел говорить на каком-нибудь человеческом наречии.

Шер Хан часто попадался на его пути, потому что Акела постарел и стал слабее. И теперь хромой тигр подружился с молодыми волками стаи и те часто бегали за ним. Акела не допустил бы этого, если бы оставался в своей прежней силе.

Шер Хан льстил этим волкам и притворно удивлялся, что такие прекрасные молодые охотники добровольно покоряются полуживому вожаку и детёнышу человека.

— Мне рассказывали, — говорил Шер Хан, — что на Скале Совета вы не решаетесь смотреть ему в глаза.

И волки ворчали, вздыбливая шерсть.

Багира, у которой везде были уши и глаза, знала кое-что о таких разговорах и несколько раз прямо и просто сказала Маугли, что когда-нибудь Шер Хан его убьёт, но мальчик смеялся и отвечал:

— У меня есть стая, у меня есть ты! И хотя Балу ленив, он может нанести лапой несколько ударов в мою защиту. Чего мне бояться?

В один очень жаркий день в мозгу Багиры появилась новая мысль, родившаяся вследствие дошедших до неё слухов. Возможно, Икки, дикобраз, предупредил пантеру. Во всяком случае, однажды, когда Маугли лежал, прижимаясь головой к её красивой чёрной шкуре, Багира сказала ему:

— Маленький Брат, сколько раз я говорила тебе, что Шер Хан твой враг?

— Столько же, сколько орехов на этой пальме, — ответил Маугли, который, конечно, не умел считать. — Что же из этого? Мне хочется спать, Багира, а у Шер Хана такой же длинный хвост и громкий голос, как у павлина.

— Теперь не время спать. Это знает Балу, знаю я, знает стая, знают даже глупые олени. Табаки тоже говорил тебе об этом.

— Хо, хо! — ответил Маугли. — Недавно ко мне пришёл Табаки и стал уверять меня, что я бесшёрстный человеческий детёныш, неспособный даже вырывать из земли дикие коренья. Я схватил шакала за хвост, два раза качнул и ударил его о пальму, чтобы научить вежливости.

— И глупо сделал! Табаки, конечно, лжец и трус, однако он мог сказать тебе многое, касающееся тебя. Открой глаза, Маленький Брат: Шер Хан не решается убить тебя в джунглях! Но помни: Акела очень стар, и вскоре наступит день, когда он окажется не в силах поймать оленя, и тогда Одинокий Волк перестанет быть вожаком стаи. Многие из волков, которые смотрели на тебя, когда ты впервые был приведён в Совет, тоже состарились, а молодёжь верит Шер Хану и думает, что человеческому детёнышу не место среди нас. Скоро ты сделаешься взрослым человеком.

— А разве человек не имеет права охотиться со своими братьями? -спросил Маугли. — Я здесь родился. Я чту Закон Джунглей, и в нашей стае не найдётся ни одного волка, из лап которого я не вынимал бы заноз. Они, конечно, мои братья.

Багира вытянулась во всю длину и прищурила глаза.

— Маленький Братец, — сказала она, — пощупай рукой мою шею под нижней челюстью.

Маугли протянул свою тёмную руку и там, где сильные мышцы скрывались под блестящей шерстью, нащупал маленькое пятно гoлой кожи.

— Никто в джунглях не знает, что я, Багира, ношу на себе этот след… след ошейника. А между тем, Маленький Брат, я родилась среди людей, среди людей умерла моя мать, в клетках королевского дворца в Удайпуре. Вот почему я заплатила за тебя Совету, когда ты был маленьким гoлым детёнышем. Да, да, я тоже родилась среди людей, а не в джунглях. Я сидела за железными брусьями и меня кормили, просовывая между ними железную чашку. Но однажды ночью я почувствовала, что я, Багира, пантера, а не человеческая игрушка. Одним ударом лапы я сломала глупый замок и ушла. Благодаря моему знанию людских обычаев я стала ужаснее Шер Хана в джунглях. Правда же?

— Да, — ответил Маугли, — все боятся Багиры. Все, кроме Маугли.

— О ты, детёныш человека! — очень нежно промурлыкала пантера. -Как я вернулась в мои джунгли, так и ты в конце концов должен вернуться к людям, к людям — твоим братьям… если тебя не убьют раньше.

— Но за что же, за что могут меня убить? — спросил Маугли.

— Посмотри на меня, — сказала Багира.

И Маугли посмотрел ей прямо в глаза. Пантера выдержала только половину минуты, а потом отвернулась.

— Вот почему, — сказала она, махнув своей сильной лапой. — Даже я не могу смотреть тебе в глаза, хотя я родилась среди людей и люблю тебя, Маленький Брат. Другие тебя ненавидят, потому что не могут вы-

держать твоего взгляда, потому что ты разумен, потому что вынимал колючки из их лап и потому что ты — человек.

— Я этого не знал, — мрачно проговорил Маугли, и его чёрные брови сдвинулись.

— Что гласит Закон Джунглей? Прежде ударь, потом говори. Сама твоя беззаботность показывает, что ты — человек. Но будь мудр. Я сердцем чувствую: когда Акела упустит свою добычу (а с каждым днём ему делается всё труднее останавливать оленей), стая обратится против него и против тебя. Они соберут Совет на скале, и тогда, тогда… Ага, придумала! — сказала Багира и одним прыжком очутилась

на четырёх лапах. — Скорей беги в долину к человеческим хижинам и возьми частицу Красного Цветка, который они разводят там! Тогда у тебя будет друг сильнее меня, сильнее Балу, сильнее всех, кто тебя любит. Достань Красный Цветок.

Под Красным Цветком Багира подразумевала огонь — ни одно создание в джунглях не произносит этого слова. Дикие животные cмepтельно боятся пламени и придумывают для него сотни разных названий.

— Красный Цветок? — переспросил Маугли. — Я знаю, в сумpaке он вырастает подле их хижин. Я принесу его.

— Это настоящая речь человеческого детёныша, — с гордостью сказала Багира. — Но помни: он растёт в маленьких горшочках. Добудь один из них и всегда храни его на случай нужды.

— Хорошо, — сказал Маугли, — иду. Но уверена ли ты, моя Багира, -он обнял рукой прекрасную шею пантеры и заглянул в её большие глаза, — уверена ли ты, что всё это — дело лап Шер Хана?

— Клянусь освободившим меня сломанным замком, — уверена, Маленький Брат!

— В таком случае, клянусь выкупившим мою жизнь быком, что я отплачу за всё Шер Хану и, может быть, с избытком! — крикнул Маугли и убежал.

— Да, он — человек. Это совершенно по-человечески, — сказала Багира, снова ложась. — О Шер Хан, в мире никогда не бывало такой неудачной охоты, как твоя охота на эту лягушку.

Между тем Маугли пересекал лес. Он бежал быстро, и в его гpyди горело сердце. Когда поднялся вечерний туман, Маугли подошёл к родной пещере, перевёл дух и посмотрел вниз на деревню. Молодые волки ушли, но Мать Волчица, лежавшая в глубине логовища, по дыханию мальчика угадала, что её лягушонок чем-то взволнован.

— Что тебя тревожит, сынок? — спросила она.

— Болтовня о Шер Хане, — ответил он. — Сегодня ночью я иду охотиться среди вспаханных полей.

Маугли нырнул в чащу и побежал к реке, протекавшей в глубине долины. Там он остановился, услышав охотничий вой своей стаи, крик преследуемого оленя и его фырканье. Тотчас же послышался злобный, полный горечи вой молодых волков:

— Акела! Акела! Одинокий Волк, покажи свою силу! Бросайся!

Вероятно, Одинокий Волк прыгнул и промахнулся: Маугли услышал лязг его зубов и короткий лай, вырвавшийся у него из горла.

Мальчик не стал ждать больше, он побежал, и по мере того как он углублялся туда, где жили люди, вой позади него затихал.

«Багира сказала правду, — подумал Маугли, задыхаясь, и сел возле кормушки для скота под окном одной хижины. — Завтра наступит важный день для Акелы и для меня».

Прижимаясь лицом к окну и глядя на пламя очага, мальчик увидел, как жена хозяина дома встала и начала бросать в огонь какие-то чёрные кусочки. Когда же настало утро и дымка тумана побелела и сделалась холодной, маленький ребёнок взял сплетённую из веток чашку, вымазанную глиной изнутри, наполнил её тлеющими углями, прикрыл своим одеялом и вышел с ней из хижины, направляясь к загону с коровами.

— И всё? — прошептал Маугли. — Если это может сделать детёныш -нечего бояться!

Он обогнул угол дома, встретил мальчика, вырвал у него из рук чашку и скрылся в тумане. Мальчик громко кричал и плакал от ужаса.

— Они очень похожи на меня, — сказал Маугли, раздувая угли, как при нём это делала женщина. — Эта вещь умрёт, если я не покормлю её, — и он подбавил сухих веток и коры в красные угли.

Вскоре Маугли встретил Багиру. Капли утренней росы сверкали на её чёрной шерсти, как лунные камни.

— Акела промахнулся, — сказала пантера, — его убили бы в эту ночь, но им нужен ещё и ты. Тебя искали повсюду.

— Я был у людей. Я готов. Смотри!

Маугли поднял чашку.

— Хорошо. Послушай: я видела, что люди опускают в эту красную вещь сухие ветки, и тогда на них расцветает Красный Цветок. Тебе не страшно?

— Нет, чего бояться? Теперь я помню, как раньше, до того, как я сделался волком, я лежал подле Красного Цветка и мне было тепло и приятно.

Весь этот день Маугли просидел в пещере. Он смотрел за углями, опускал в чашку сухие ветки и наблюдал за ними. Одна ветка особенно понравилась мальчику, и когда вечером в пещеру пришёл Табаки

и довольно грубо объявил, что его зовут на Скалу Совета, Маугли смеялся и хохотал так, что Табаки убежал. Всё ещё смеясь, мальчик пошёл к месту собрания стаи.

Акела лежал подле своего камня в знак того, что место вожака свободно, а Шер Хан с целой свитой волков, питавшихся остатками его обеда, не скрываясь, расхаживал взад и вперёд. Ему льстили, и он не боялся.

Багира легла подле Маугли, который зажал между своими коленями чашку с Цветком. Когда все собрались, заговорил Шер Хан. Раньше, когда Акела был вожаком, он не осмелился бы сделать этого.

— Он не имеет права говорить, — прошептала Багира Маугли. — Скажи это. Он собачий сын. Он испугается!

Маугли поднялся на ноги.

— Свободный Народ, — голос его звучал громко. — Разве Шер Хан водит стаю? Какое дело тигру до места нашего вожака?

— Это место ещё свободно, кроме того, меня просили говорить… -начал Шер Хан.

— Кто просил? — спросил Маугли. — Разве мы шакалы и должны прислуживать мяснику, убивающему домашний скот? Вопрос о вожаке стаи касается только стаи.

Раздался визг и вой. Молодые волки кричали:

— Молчи, ты, щенок человека!

— Дайте ему говорить. Он хранил наш Закон!

Наконец, прорычали старшие волки:

— Пусть говорит Мёртвый Волк.

Когда вожак стаи промахивается, весь остаток жизни (обыкновенно очень короткий) недавнего предводителя зовут Мёртвым Волком.

Усталым движением Акела поднял свою старую голову.

— Свободный Народ и вы, шакалы Шер Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за всё это время никто, ни один волк не попался в ловушку и не был изувечен. Теперь я упустил добычу. Вам известно, что это было подстроено. Вы знаете, что меня привели к крепкому оленю, чтобы показать всем мою слабость. Вы вправе убить меня сейчас же, на Скале Совета. Поэтому я спрашиваю вас: кто выйдет, чтобы покончить с Одиноким Волком? По Закону Джунглей вы должны выходить по одному.

Наступило продолжительное молчание. Никто из волков не хотел один на один наcмepть бороться с Акелой. Наконец Шер Хан проревел:

— Ба, какое нам дело до этого беззубого глупца? Он и так скоро умрёт. Вот детёныш человека прожил слишком долго. Свободный Народ, с первой же минуты его мясо было моим. Отдайте его мне! Мне надоело это безумие. Столько лет он смущал джунгли. Дайте мне человеческого детёныша. В противном случае я всегда буду охотиться здесь, не оставляя вам ни одной кости. Он человек, человеческое дитя, и я ненавижу его до мозга моих костей.

Более половины стаи завыло:

— Человек! Человек! Человек! Что делать у нас человеку? Пусть уходит, откуда пришёл.

— И обратит против нас всё население окрестных деревень? — прогремел Шер Хан. — Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не может смотреть ему в глаза.

Акела снова поднял голову и сказал:

— Он ел нашу пищу, спал рядом с нами, он загонял для нас дичь. Он не нарушил ни слова из Закона Джунглей.

— И я заплатила за него жизнью быка, когда он был принят. Бык вещь неважная, но честь Багиры — то, за что она, может быть, будет биться, — самым мягким голосом произнесла чёрная пантера.

— Бык, внесённый в виде платы много лет тому назад? — послышались в стае ворчащие голоса. — Какое нам дело до давно истлевших костей?

— Или до честного слова? — сказала Багира, оскалив белые зубы. -Правильно вас зовут Свободным Народом!

— Человеческий детёныш не имеет права охотиться с обитателями джунглей, — провыл Шер Хан. — Отдайте его мне!

— Он наш брат по всему, кроме рождения, — продолжал Акела. -А вы хотите его убить! Действительно, я прожил слишком долго. Некоторые из вас поедают домашний скот, другие же, наученные Шер Ханом, пробираются тёмной ночью в деревни и уносят детей с порогов хижин. Благодаря этому я знаю, что вы трусы, и с трусами я говорю. Конечно, я должен умереть, и моя жизнь не имеет цены, иначе я предложил бы её за жизнь человеческого детёныша. Но во имя чести стаи (вы забыли об этом маленьком обстоятельстве, так как долго были без вожака) обещаю вам: если вы отпустите человеческого детё-

ныша домой, я умру, не обнажив против вас ни одного зуба. Я умру без борьбы. Благодаря этому в стае сохранится, по крайней мере, три жизни. Больше я ничего не могу сделать. Однако, если вы согласны, я спасу вас от позорного убийства брата, за которым нет вины, брата, принятого в стаю по Закону Джунглей после подачи за него двух голосов и уплаты за его жизнь.

— Он человек, человек, человек! — выли волки, и большая их часть столпилась около Шер Хана, который начал размахивать хвостом.

— Теперь дело в твоих руках, — сказала Багира Маугли. — Нам остаётся только биться.

Маугли держал чашку с углями. Он вытянул руки и зевнул перед лицом Совета, но его переполняли ярость и печаль, потому что, по своему обыкновению, волки до сих пор не говорили ему, как они его ненавидят.

— Слушайте, вы, — закричал он, — зачем вам тявкать по-собачьи? В эту ночь вы столько раз назвали меня человеком (а я охотно до конца жизни пробыл бы волком среди волков), что теперь я чувствую истину ваших слов. Итак, я больше не называю вас моими братьями — для меня вы собаки, как для любого человека. Не вам говорить, что вы сделаете, а чего не сделаете. За вас буду решать я, и чтобы вы могли видеть это яснее, я, человек, принёс сюда частицу Красного Цветка, которого вы, собаки, боитесь!

Он бросил на землю чашку. Горящие угли подожгли клочки сухого мха, и мох вспыхнул. Весь Совет отступил в ужасе перед запрыгавшим пламенем.

Маугли опустил сухую ветвь в огонь, и её мелкие веточки с треском загорелись. Стоя посреди дрожавших волков, он крутил над своей головой пылающий сук.

— Ты — господин, — тихо сказала ему Багира. — Спаси Акелу от cмepти. Он всегда был твоим другом.

Акела, суровый старый волк, никогда в жизни не просивший пощады, жалобно взглянул на Маугли, который стоял, освещённый горящей ветвью, а кругом повсюду трепетали, дрожали и прыгали тени.

— Хорошо, — сказал Маугли, медленно осматриваясь. — Я вижу, что вы собаки, и ухожу от вас к моим сородичам… если они мои сородичи. Джунгли для меня закрыты, и я должен забыть вашу речь и ваше

общество, но я буду милосерднее вас. Только по крови я не был вашим братом, а потому обещаю вам, что, сделавшись человеком между людьми, я вас не предам, как вы предали меня. — Маугли толкнул ногой горящий мох, и над ним взвились искры. — Между мной и стаей не будет войны, но перед уходом я должен заплатить один долг.

Маугли подошёл к Шер Хану, который сидел, глупо мигая от света, и схватил тигра за пучок шерсти под подбородком. Багира на всякий случай придвинулась ближе к своему любимцу.

— Встань, собака, — приказал Маугли Шер Хану. — Встань, когда с тобой говорит человек, не то я подожгу твою шерсть.

Уши Шер Хана прижались к голове, и он закрыл глаза, потому что пылающая ветка была совсем близко.

— Этот убийца домашнего скота сказал, что убьёт меня на Совете, ведь ему не удалось покончить со мной, когда я был маленьким детёнышем. Вот же тебе, вот! Так мы, люди, бьём наших собак. Пошевели хоть усом, и Красный Цветок попадёт тебе в глотку.

Он бил Шер Хана веткой по голове, и в cмepтельном ужасе тигр визжал и стонал.

— Фу, уходи теперь прочь, заклеймённая кошка джунглей! Только знай: когда я снова приду к Скале Совета, на моей голове будет шкура Шер Хана. И вот ещё что: Акела может жить где и как ему угодно. Вы его не убьёте, потому что я не желаю этого. И думается мне, что недолго будете вы сидеть здесь, болтая языком, точно важные особы, а не собаки, которых я гоню. Вот так!

Конец большой ветки ярко горел. Маугли бил ею вправо и влево, и когда искры попадали на шерсть волков, они скулили и разбегались.

Наконец, подле Скалы Совета остались Акела, Багира и около десятка волков, которые приняли сторону Маугли.

И вдруг Маугли почувствовал такую боль в гpyди, какой не испытывал ещё никогда в жизни. У него перехватило дыхание. Он всхлипнул, и слёзы потекли по его лицу.

— Что это, что это? — спросил он. — Я не хочу уходить из джунглей и не понимаю, что со мной. Я умираю, Багира?

— Нет, Маленький Брат. Это только слёзы, такие слёзы бывают у людей, — сказала Багира. — Да, теперь я вижу, что ты взрослый человек, а не человеческий детёныш. Отныне джунгли действительно закрыты для тебя. Пусть они льются, Маугли. Это только слёзы!

Так Маугли сидел и плакал, точно его сердце разбилось. Раньше он не знал, что такое слёзы.

— Теперь, — сказал мальчик, — я уйду к людям, но прежде попрощаюсь с матерью.

Он пошёл в пещеру, в которой жил с семьёй Отца Волка, и так плакал, прижимаясь к меху волчицы, что четыре молодых волка жалобно завыли.

— Вы меня не забудете? — спросил их Маугли.

— Не забудем, пока у нас хватит сил идти по следу. Когда ты сделаешься человеком, приходи к подножию холма, мы будем с тобой разговаривать и по ночам станем выбегать в поля, чтобы играть с тобой.

— Возвращайся скорее, — сказал Отец Волк, — возвращайся скорее, мудрая лягушечка, потому что мы, твоя мать и я, уже стары.

— Скорее приходи, — повторила Мать Волчица, — мой маленький бесшёрстый сынок. И знай, дитя людей: я любила тебя больше, чем кого-нибудь из моих волчат.

— Конечно, приду, — ответил Маугли, — я приду для того, чтобы положить на Скалу Совета шкуру Шер Хана. Не забывайте меня. Скажите в джунглях, чтобы меня там не забывали.

Занималась заря. Маугли спускался с горного откоса. Он, молчаливый и одинокий, шёл к таинственным существам, которых зовут людьми.

Охота питона Каа

Это случилось задолго до того, как Маугли был изгнан из сионийской волчьей стаи, и раньше, чем он отомстил тигру Шер Хану. Словом, происходило это в те дни, когда мудрый Балу учил Маугли Закону Джунглей.

Большой и серьёзный бурый медведь радовался понятливости своего ученика, потому что молодые волки стараются узнать только ту часть Закона Джунглей, которая касается их собственной стаи и племени, и убегают, едва заучив наизусть одну строфу из Стихотворения Охотников: «Ноги, ступающие бесшумно, глаза, видящие в темноте, уши, слышащие ветры в их приютах, и острые белые зубы — вот отличительные черты наших братьев. Исключаются только шакал Табаки и гиены, которых мы ненавидим».

Маугли же был детёнышем человека, и потому ему приходилось узнавать больше.

Иногда чёрная пантера Багира приходила посмотреть, как идут дела у её любимца, тёрлась всем телом о дерево и довольно мурлыкала, пока Маугли отвечал Балу заданный ему на этот день урок.

Мальчик взбирался на деревья почти так же хорошо, как плавал, а плавал почти так же хорошо, как бегал. Поэтому Балу, учитель Закона, преподавал ему Законы Леса и Законы Вод: объяснял, как отличать подгнившую ветвь от здоровой, как вежливо разговаривать с дикими

пчёлами, проходя под их сотами, висящими высоко над его головой, как извиниться перед нетопырём Мантом, потревожив его в полдень среди ветвей, или как предупреждать водяных змей в лесных озёрах, готовясь кинуться к ним в воду. Никто из обитателей джунглей не любит, когда его тревожат, и все готовы броситься на незваного гостя. Узнал Маугли и Охотничий Крик Пришельцев. Если охотник преследует дичь не на своей территории, этот призыв следует громко повторять, пока не услышишь на него ответа. Звучит он так: «Позвольте мне охотиться здесь, потому что я голоден», отвечают же на него так: «В таком случае охоться ради пищи, но не для удовольствия».

Маугли многое приходилось заучивать наизусть, и, повторяя одно и то же больше ста раз, он очень уставал.

Однажды, когда рассерженный Маугли убежал от Балу, после того как медведь несколько раз шлёпнул его, учитель Закона сказал Багире:

— Человеческий детёныш есть человеческий детёныш, а потому он должен знать весь Закон Джунглей.

— Но подумай, какой он маленький, — возразила чёрная пантера, которая, конечно, избаловала бы мальчика, если бы Балу не мешал ей. -Как все эти слова могут умещаться в его крошечной голове?

— Разве в джунглях есть что-нибудь настолько маленькое, чтобы звери его не трогали? Нет. Вот потому-то я и учу детёныша, потому-то я и бью его, правда очень нежно, когда он забывает мои слова.

— Нежно! Что ты знаешь о нежности, Железные Лапы? — проворчала Багира. — Сегодня у него всё лицо разбито из-за твоей… нежности. Гр!

— Пусть лучше я, любящий детёныша, покрою его ссадинами с головы до ног, чем он, по невежеству, попадёт в беду, — с жаром ответил бурый медведь. — Теперь я учу его Великим Словам Джунглей, которые послужат для него защитой среди птиц, змей и всех существ, охотящихся на четырёх ногах, помимо его собственной стаи. Если только детёныш запомнит слова, он получит возможность требовать покровительства от всех созданий, живущих в джунглях. Разве ради этого не стоило слегка побить его?

— Пожалуй. Только смотри, не убей детёныша. Он же не древесный пень для оттачивания твоих тупых когтей. Но что это за Великие Слова? Конечно, гораздо вероятнее, что я окажу кому-нибудь помощь, нежели попрошу её, — сказала Багира, вытянув одну из своих передних лап

и любуясь своими когтями синевато-стального цвета. — А всё же мне хотелось бы узнать эти слова.

— Я позову Маугли, и он скажет их тебе… если захочет. Иди сюда, Маленький Брат!

— У меня в голове шумит, как в дупле с пчелиным роем, — послышался недовольный голосок над их головами. Маугли скользнул по стволу дерева и, ступив на землю, рассерженный и негодующий, прибавил: — Я пришёл для тебя, Багира, а совсем не для тебя, жирный старый Балу.

— Мне это всё равно, — ответил Балу, хотя он был обижен и огорчён. — В таком случае, скажи Багире Великие Слова Джунглей, которым я учил тебя сегодня.

— Великие Слова какого народа? — спросил Маугли, довольный возможностью показать свою учёность. — В джунглях много наречий, я знаю их все.

— Ты знаешь далеко не всё. Видишь, о Багира, они никогда не благодарят своего учителя. Ни один волчонок не возвращался, чтобы поблагодарить старого Балу за его уроки. Ну ты, великий учёный, скажи Слова Народа Охотников.

— Мы одной крови, вы и я, — сказал Маугли, подражая рычанию медведей.

— Хорошо. Теперь Великие Слова Птиц.

Маугли повторил ту же фразу, закончив её свистом коршуна.

— Теперь Слова Змей, — сказала Багира.

В ответ послышалось совершенно неописуемое шипение. Потом Маугли брыкнул ногами, захлопал в ладоши и прыгнул на спину Багиры. Он уселся на её спине, свесив ноги, баpaбаня пятками по блестящей шкуре пантеры и строя самые ужасные гримасы бурому медведю.

— Так, так. Из-за этого стоило получить несколько синяков, — нежно проговорил Балу. — Когда-нибудь ты вспомнишь меня.

После этого Балу сказал Багире, что он упросил Хати, дикого слона, который знает все Великие Слова, сказать их человеческому детёнышу. И Хати отвёл Маугли к болоту, чтобы услышать Змеиные Слова от водяной змеи, потому что Балу не мог их произнести как подобает.

— И теперь, — прибавил медведь, — человеческий детёныш защищён от всех случайностей в джунглях: ни змея, ни птица или четверо-

ногое животное не посмеют причинить ему вред. Ему некого бояться, — заключил Балу, с гордостью похлопывая себя по огромному тёплому брюху.

«Кроме его собственного племени», — сказала про себя Багира, а вслух прибавила, обращаясь к Маугли:

— Пожалей мои рёбра, Маленький Брат. Что ты ёрзаешь взад и вперёд?

Маугли старался обратить на себя внимание Багиры, дёргая её за шерсть и колотя по рёбрам ногами. Когда пантера и медведь стали его слушать, он закричал во весь голос:

— Скоро у меня будет собственная стая, и я стану весь день водить их между ветвями.

— Это что ещё за новое безумие? — спросила Багира.

— Я буду бросать ветки и грязь в старого Балу, — продолжал Маугли. — Они обещали мне это. А?

— Вуф, — громадная лапа Балу сбросила Маугли со спины Багиры, и мальчик, лёжа теперь между его огромными передними лапами, понял, что медведь сердится.

— Маугли, — сказал Балу, -ты разговаривал с Бандар-ло-гом, с Обезьяньим Народом?

Маугли посмотрел на Багиру, чтобы понять, не сердится ли также и пантера: её глаза были жёсткими, как яшмовые камни.

— Ты разговаривал с серыми обезьянами, с существами без Закона, с поедателями всякой дряни. Это великий позор.

— Когда Балу ударил меня по голове, — сказал Маугли (он всё ещё лежал на спине), —

и я убежал, с деревьев соскочили серые обезьяны и пожалели меня. Никому больше не было до меня дела. — И мальчик слегка втянул ноздрями воздух.

— Жалость Обезьяньего Народа! — Балу фыркнул. — Молчание горного потока! Прохлада летнего солнца! А что дальше, человеческий детёныш?

— Потом… Потом обезьяны дали мне орехов и разных вкусных вещей и… и… отнесли меня на вершины деревьев, а там сказали, что по крови я их брат, что я отличаюсь от обезьян только отсутствием хвоста и что со временем я сделаюсь их вожаком.

— У них не бывает вожаков, — сказала Багира. — Они лгут и всегда лгали.

— Они обходились со мной очень ласково и звали меня к ним. Почему меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Серые обезьяны могут ходить, как я, на задних лапах, не дерутся жёсткими лапами, а играют целый день. Пустите меня на деревья. Злой Балу, пусти меня наверх. Я опять поиграю с ними.

— Послушай, детёныш человека, — сказал медведь, и его голос прогремел, точно раскат грома в знойную ночь. — Я учил тебя Закону Джунглей. Он — для всех, кроме Обезьяньего Народа, что живёт среди ветвей. У них нет Закона. Обезьяны — отверженные. У них нет собственного наречия, они пользуются украденными словами, которые подслушивают, когда подглядывают за нами, прячась в ветвях. У них не наши обычаи. Они живут без вожаков. У них нет памяти. Они хвастаются, болтают, уверяют, будто они великий народ, готовый совершать великие дела в джунглях, — но падает орех, им делается смешно, и они всё забывают. Мы, жители джунглей, не имеем с ними дела. Не пьём там, где пьют обезьяны, не ходим по их дорогам, не охотимся там, где охотятся они, не умираем, где умирают они. Слыхал ли ты, чтобы я когда-нибудь до сегодняшнего дня говорил о Бандар-логе?

— Нет, — шёпотом произнёс Маугли, потому что теперь, когда Балу перестал говорить, в лесу стало тихо.

— Народ джунглей изгнал их из своей памяти и не берёт в рот их мяса. Обезьян очень много. Они злы, грязны, не имеют стыда и желают только одного: чтобы в джунглях заметили их. Но мы не обращаем на них внимания, даже когда они бросают нам на голову грязь и орехи.

Едва медведь договорил, как с деревьев посыпался град из орехов и сучьев. Послышались визг, вой, и там, наверху, между тонкими ветвями, кто-то в гневе запрыгал по деревьям.

— Для обитателей джунглей обезьяны — народ отверженный. Помни это.

— Отверженный, — сказала Багира, — тем не менее, мне кажется, ты, Балу, должен был предупредить его.

— Предупредить? Я? Мог ли я подумать, что он станет возиться с такой грязью? Бандар-лог! Фу!

На их головы снова посыпался град из орехов и веток, и медведь с пантерой убежали, взяв с собой Маугли.

Балу сказал правду. Обезьяны живут на вершинах деревьев, и так как обитатели лесов нечасто смотрят наверх, они редко сталкиваются с Бандарлогом. Зато при виде больного волка, раненого тигра или медведя обезьяны сходят на землю и мучают их ради забавы. В надежде обратить на себя внимание зверей они постоянно кидаются ветками и орехами. Кроме того, они воют, выкрикивая бессмысленные песни, приглашают Народ Джунглей взобраться к ним и вступить с ними в бой; или без всякого повода затевают между собой ожесточённые дpaки и бросают мёртвых обезьян туда, где обитатели зарослей могут увидеть эти трупы. Они всё собираются избрать себе вожака, составить собственные законы, придумать обычаи, но никогда не выполняют задуманного, потому что их памяти не хватает до следующего дня. В оправдание себе обезьяны сочинили поговорку: «То, о чём Бандар-лог думает теперь, джунгли подумают позже», и это сильно ободряет их.

Ни один зверь не может добраться до Бандар-лога. С другой стороны, никто из зверей не желает замечать этого племени, вот потому-то обезьянам и было так приятно, когда Маугли пришёл играть с ними, а Балу рассердился.

У обезьян не было какого-либо определённого намерения (Бандарлог вообще никогда не имеет намерений), однако в голове одной из обезьян явилась, как ей показалось, блестящая мысль. Она сказала остальным, что было бы полезно держать у себя Маугли, потому что он умеет свивать ветки для защиты от ветра, и, если бы они поймали его, он, вероятно, научил бы их своему искусству. Маугли был сыном дровосека и унаследовал от своего отца множество

умений, например, строил маленькие хижины из хвороста, не задумываясь о том, почему он делает это. Наблюдая за ним с деревьев, Бандар-лог находил эту игру удивительной. Теперь, как говорили обезьяны, у них действительно появится вожак, и они сделаются самым мудрым народом в джунглях, таким мудрым, что все остальные будут замечать их и завидовать им.

Решив так, они побежали вслед за Балу, Багирой и Маугли и держались совершенно тихо до времени полуденного отдыха, когда пристыженный Маугли заснул между пантерой и медведем, решив больше не иметь дела с Обезьяньим Народом.

И вдруг он почувствовал прикосновение жёстких, сильных маленьких рук, схвативших его за плечи и за ноги, а потом — удары веток по лицу. Через несколько мгновений мальчик уже смотрел вниз, в просветы между качающимися ветвями.

В ту же секунду Балу разбудил джунгли своим громким глубоким рёвом, а Баги-ра, показывая все зубы, поднялась на дерево. Обезьяны завыли от восторга, взбираясь на верхние ветки, куда пантера не могла кинуться за ними, и закричали:

— Она заметила нас! Баги-ра заметила нас! Всё население джунглей восхищается нашей ловкостью и хитростью!

Началось бегство Обезьяньего Народа по верхушкам деревьев, которого никто не может описать.

У них есть свои дороги, перекрёстки, подъёмы и спуски, — всё на огромной высоте над землёй, — и они могут двигаться по этим тропам, если понадобится, даже ночью.

Две самые сильные обезьяны схватили Маугли и вместе с ним понеслись с одного дерева на другое. Без него они могли бы бежать ещё быстрее, но тяжесть мальчика замедляла их движение.

Хотя у Маугли кружилась голова, он невольно наслаждался этой дикой скачкой, однако, замечая землю так далеко под собой, он очень боялся, а страшные толчки в конце каждого полёта через воздушные бездны заставляли его сердце замирать. Похитители мальчика иногда поднимались с ним на вершину дерева до того высоко, что он чувствовал, как самые верхние ветви с треском сгибались под ними. А потом с криком, похожим на кашель, и с гуканьем они опять бросались вниз, хватались передними или задними лапами за более низкие сучья следующего дерева и снова двигались вверх.

Иногда Маугли видел перед собой лишь огромные прострaнcтва зелёных зарослей, — так человек с вершины мачты осматривает бесконечность окружающего его моря, — но после этого ветки и листья хлестали мальчика по лицу, и он вместе с двумя своими спутниками снова приближался почти к самой земле.

Таким образом, прыгая, ломая ветви, с цоканьем и воем племя Бандар-лог неслось по дорогам, тянувшимся через вершины деревьев, и увлекало с собой своего пленника, Маугли.

Сперва он боялся, что обезьяны кинут его вниз, а потом рассердился, однако благоразумно решил не бороться. И, наконец, начал рассуждать. Прежде всего ему следовало дать о себе знать Балу и Багире. Он понимал, что быстрые обезьяны оставят его друзей далеко позади.

Смотреть вниз не стоило: ведь он мог видеть только верхние части ветвей, а потому мальчик поднял взгляд к небу и далеко в лазури разглядел коршуна Ранна, который то неподвижно висел в воздухе, то описывал круги, наблюдая за джунглями в надежде заметить какое-нибудь близкое к cмepти создание. Ранн понял, что обезьяны что-то несут, и спустился вниз, желая узнать, годна ли их ноша для еды. Увидев, что обезьяны тащат на вершину дерева Маугли, он засвистел

от изумления и в ту же секунду услышал призыв: «Мы одной крови, ты и я». Волны ветвей сомкнулись над мальчиком, но Ранн повис над следующим деревом как раз вовремя, чтобы увидеть вынырнувшее оттуда смуглое личико.

— Заметь мой путь, — закричал Маугли. — Скажи обо мне Балу из сионийской стаи и Багире со Скалы Совета!

— От чьего имени, брат? — Ранн до сих пор никогда не видел Маугли, хотя, конечно, слышал о нём.

— Я Маугли-лягушка. Меня зовут человеческим детёнышем… Заметь

мой пу-у-уть!

Мальчик выкрикнул последние слова в то мгновение, когда его подбросили в воздух, но Ранн кивнул головой и начал подниматься вверх, пока не превратился в пылинку. На этой высоте он парил, наблюдая зоркими глазами за тем, как качались верхушки деревьев там, где проносился Маугли и его похитители.

— Они не уйдут далеко, — сказал коршун, посмеиваясь. — Они никогда не делают того, что решили. Бандар-лог вечно отвлекается на что-то новое. Если только я способен предвидеть события, обезьяны навлекли на себя неприятности, потому что Балу не слабое существо, и, насколько мне известно, Багира умеет убивать не только оленей.

Ранн покачивался на крыльях и ждал.

Между тем Балу и Багира не помнили себя от гнева и печали.

Багира взобралась так высоко на дерево, как никогда прежде, но тонкие ветви сломались под её тяжестью, и она соскользнула на землю с когтями, полными коры.

— Почему ты не предостерёг человеческого детёныша? — зарычала она на бедного Балу, который пустился бежать неуклюжей рысью в надежде догнать обезьян. — Стоило бить его до полуcмepти, если ты не предупредил его!

— Скорее, скорее! Мы… Мы ещё можем нагнать их, — задыхаясь, проговорил Балу.

— Таким-то шагом? Этот бег не утомил бы даже раненой коровы. Учитель Закона, избиватель детёнышей, если ты пробежишь так ещё немного, то лопнешь. Садись и думай. Придумай, что нам делать дальше. Незачем гнаться. Если мы слишком близко подойдём к ним, они ещё, пожалуй, бросят его.

— Эррула! By! Если обезьянам надоело тащить детёныша, они уже бросили его.

Кто может верить Бандар-логу? Брось мёртвых нетопырей на мою голову! Дай мне глодать почерневшие кости! Катай меня в сотах диких пчёл, чтобы они до cмepти искусали меня, и похорони моё тело вместе с гиеной, потому что я самый несчастный медведь в мире! Эрорулала! Вахуа! О Маугли, Маугли! Зачем я бил тебя по затылку, но не предостерёг от Обезьяньего Народа? Может быть, от моих ударов он позабыл мои уроки, и теперь останется в джунглях один, не вспомнив Великие Слова!

Балу прижал лапы к ушам и со стоном покачивался взад и вперёд.

— Во всяком случае, недавно он правильно сказал мне их, — нетерпеливо заметила Багира. — Балу, у тебя нет ни памяти, ни чувства собственного достоинства. Что подумали бы джунгли, если бы я, чёрная пантера, свернулась, как дикобраз Икки, и принялась выть?

— Какое мне дело до того, что обо мне думают в джунглях? Может быть, он уже умер.

— Если только обезьяны не бросят его ради потехи или не убьют из лености, я не опасаюсь за человеческого детёныша. Он умён, хорошо обучен, а главное — все в джунглях боятся его глаз. Однако (и это очень дурно) он во власти Бандар-лога, а это племя не страшится никого из нас, так как живёт на деревьях. — Багира задумчиво полизала одну из своих передних лап.

— Как я глуп! О, толстый бурый, вырывающий корни Дypaк! — внезапно распрямляясь, сказал Балу. — Правду говорит дикий слон Хати: «На каждого свой страх». Бандар-лог боится Каа, питона скал. Он не хуже их поднимается на деревья и ночью крадёт молодых обезьян. Когда они слышат его имя, хотя бы произнесённое шёпотом, у них холодеют хвосты. Идём к Каа.

— Но что он сделает для нас? Он безногий, значит, не принадлежит к нашему племени, и у него такие дурные глаза, — сказала Багира.

— Он очень стар и очень хитёр, а главное, постоянно голоден, — ответил Балу. — Обещай дать ему несколько коз.

— Насытившийся Каа спит целый месяц. Может быть, питон и теперь спит, но даже если и не спит, так он, пожалуй, сам захочет убить для себя козу. — Багира плохо знала Каа и поэтому сомневалась.

— В таком случае, мы с тобой, старая охотница, заставим его послушаться нас.

Балу потёрся бурым плечом о пантеру, и они вместе отправились отыскивать Каа, питона скал.

Они застали его на скалистой, нагретой солнцем площадке. Растянувшись, он любовался своей прекрасной новой чешуёй. Последние десять дней питон провёл в уединении, меняя кожу, и теперь он был великолепен. Каа вытягивал свою огромную голову с тупым носом, изгибал тело, свиваясь в фантастические узлы и кольца, и в то же время облизывал губы при мысли о будущем обеде.

— Он ещё не ел, — сказал Балу и, увидев красивую новую одежду питона, проворчал: — Осторожнее, Багира. После перемены кожи он подслеповат и спешит наносить удары.

Каа был не ядовит. Он даже презирал ядовитых змей, считая их трусливыми. Вся сила питона зависела от его величины, и когда он

охватывал своими огромными кольцами какое-нибудь создание, для того наступал конец.

— Хорошей охоты, — закричал Балу, оседая на задние лапы.

Как все змеи этого рода, Каа был глуховат: он не сразу услышал приветствие медведя и на всякий случай свернулся, опустив голову.

— Хорошей охоты всем нам, — ответил питон. — Ого, Балу, что ты здесь делаешь? Хорошей охоты, Багира! По крайней мере одному из нас нужна пища. Слышно ли что-нибудь о дичи поблизости? Нет ли молодого оленёнка или хотя бы молодого козла? Внутри меня пусто, как в сухом колодце.

— Мы охотимся, — небрежно заметил Балу.

Медведь знал, что Каа не следует торопить: он слишком велик.

— Позвольте мне отправиться с вами, — сказал Каа. — Одной добычей больше или меньше, не важно для тебя, Багира, или для тебя, Балу. Мне же приходится несколько дней подряд караулить на лесной тропинке или целую ночь подниматься то на одно, то на другое дерево ради возможности поймать молодую обезьяну. Пшшшш! Теперь уже не такие ветки, как во времена моей юности. Все погнившие, сухие!

— Может быть, это зависит от твоей тяжести, — сказал Балу.

— Да, я длинен, достаточно длинен, — с гордостью ответил Каа. -Однако молодые деревья действительно хрупкие и ломкие. Недавно на охоте я чуть не упал. Да, чуть не упал, соскользнув вниз, потому что не успел крепко обвить хвостом дерево. Этот шум разбудил обезьян, и они стали бранить меня самыми скверными словами.

— Безногий жёлтый дождевой червь, — прошептала Багира, как бы стараясь вспомнить что-то.

— Сссс! Они называли меня так? — спросил Каа.

— Во время прошлой луны обезьяны кричали нам что-то в этом роде, но ведь мы не замечаем их. Пусть они говорят что им угодно, даже будто ты потерял все зубы и боишься каждого существа крупнее козлёнка, так как тебя устрашают рога козла. Бандарлог совершенно бессовестное племя, — сладким голосом заметила Багира.

Надо заметить, что змеи, а в особенности осторожный старый питон, редко выказывают гнев. Тем не менее Балу и Багира заметили, что глотательные мышцы под мощными челюстями Каа сморщились и вздулись.

— Обезьяны переменили место своей стоянки, — спокойно сказал питон. — Когда сегодня я выполз на солнце, до меня донеслись их крики в вершинах деревьев.

— Теперь мы идём вслед за Бандар-логом, — проговорил Балу, но слова застряли у него в горле: ведь он не помнил, чтобы кто-нибудь в джунглях сознавался, что его интересуют поступки обезьян.

— Без сомнения, немаловажное обстоятельство заставляет двоих великих охотников идти по следу Бандар-лога, — вежливо ответил Каа, весь надуваясь от любопытства.

— В сущности, — начал Балу, — я просто старый, порой очень глупый преподаватель Закона сионийских волчат, а Багира…

— Багира и есть Багира, — перебила его чёрная пантера и, щёлкнув зубами, закрыла рот — она считала смирение вещью лишней. — Вот в чём дело, Каа. Эти воры орехов и подбиратели пальмовых листьев украли нашего человеческого детёныша, о котором ты, вероятно, слышал.

— Икки (длинные иглы на его спине делают это существо самонадеянным) болтал, будто человек был принят в волчью стаю, но я не поверил ему. Икки вечно повторяет то, о чём он слышал вполуха, и вечно всё путает.

— На этот раз он сказал правду. Никогда в мире не было такого человеческого детёныша, — проговорил Балу. — Он самый лучший, самый умный, самый смелый из человеческих детёнышей. Это мой ученик, который прославит имя Балу во всех джунглях. Кроме того, я… мы… любим его, Каа.

— Тсс! Тсс! — сказал Каа, покачивая головой из стороны в сторону. -Я тоже когда-то знал, что такое любовь. Я мог бы рассказать вам историю, которую…

— Которую мы правильно оценим, только когда сытые будем отдыхать в светлую ночь, слушая тебя, — быстро перебила его Багира. — Теперь же наш человеческий детёныш в руках Бандар-лога, а мы знаем, что Обезьяний Народ боится одного лишь Каа.

— Они боятся одного меня. И не без оснований, — произнёс Каа. -Глупые, болтливые, тщеславные создания. Тщеславные, глупые, болтливые — вот каковы эти обезьяны! Но человеку будет плохо в их руках. Им надоедают подобранные ими орехи, и они швыряют их на землю. Они шесть часов таскают ветку, намереваясь с её помощью совершить великие дела, а потом ломают её пополам. Нельзя позавидовать этому человеческому существу. И обезьяны называли меня жёлтой рыбой? Ведь так?

— Червём, червём, дождевым червяком, — сказала Багира, — и говорили про тебя ещё многое, что мне стыдно повторять.

— Следует научить обезьян хорошо отзываться об их господине. Ээээ-ссш! Поможем им собрать их блуждающие воспоминания. Ну а куда они убежали с детёнышем?

— Это известно только джунглям. Кажется, в сторону заката солнца, -сказал Балу. — Мы думали, что ты знаешь, Каа.

— Я? Каким образом? Я ловлю их, когда они попадаются на моей дороге, но я не охочусь на Бандар-лога, или на лягушек, или на зелёную пену в водяных ямах.

— Вверх, вверх! Вверх, вверх! Хилло! Илло! Илло! Смотри вверх, Балу из сионийской волчьей стаи!

Балу поднял голову, чтобы посмотреть, откуда звучал голос. В воздухе парил коршун Ранн. Он парил, опускаясь вниз, и солнце блестело на его крыльях. Подходило время, когда Ранн устраивался на ночлег, -он осмотрел все джунгли, отыскивая медведя, но не разглядел его в густой листве.

— Что там? — спросил Балу.

— Я видел Маугли среди обезьян. Он просил меня сказать тебе об этом. Я следил. Они увели его за реку, в обезьяний город, в Холодные Логовища. Может быть, они останутся там на ночь, пробудут десять ночей или только часть ночи. Я просил летучих мышей наблюдать за ними в тёмное время. Я исполнил данное мне поручение. Хорошей охоты всем вам, там внизу!

— Хорошей охоты и глубокого сна тебе, Ранн! — крикнула Багира. -Во время моей следующей охоты я не забуду о тебе и отложу голову для одного тебя, о лучший из коршунов.

— Полно, полно. Мальчик сказал Великие Слова Птиц, да ещё в то время, когда его тащили через деревья.

— Слова были крепко вбиты в его голову, — заметила Багира. -Но я горжусь им. А теперь мы должны отправляться к Холодным Логовищам.

Все они знали, где находится это место, но немногие из обитателей джунглей заходили туда, потому что Холодными Логовищами звери называли древний покинутый город, затерянный и погребённый в зарослях, а дикие создания редко селятся там, где прежде жили люди. Кроме того, в Холодных Логовищах обитали обезьяны (если можно было сказать, что они обитают хоть где-нибудь), и потому уважающие себя животные заглядывали в развалины только во время засухи, когда в полуразрушенных водоёмах старинного города ещё сохранялось немного воды.

— Туда придётся идти половину ночи, — сказала Багира, и Балу стал очень серьёзен.

— Я побегу как можно быстрее, — тревожно проговорил он.

— Мы не можем ждать тебя. Беги за нами, Балу. Нам с Каа придётся спешить.

— Есть у меня ноги или нет, я не отстану от тебя, Багира, несмотря на все твои четыре лапы, — сухо заметил Каа.

Балу спешил, но задыхался, и ему скоро пришлось сесть на землю. Его спутники предоставили ему возможность догонять их, и Багира быстрыми лёгкими скачками двинулась вперёд. Каа ничего не говорил, но, как ни старалась опередить его Багира, огромный питон скал не отставал от неё. Когда перед ними оказался горный поток, Багира вырвалась немного вперёд, так как перескочила через него, питон же поплыл, выставив из воды голову. Зато на ровной местности он вновь догнал чёрную пантеру.

— Клянусь сломанным замком, освободившим меня, — сказала Багира, когда на землю спустился полумpaк, — ты двигаешься быстро.

— Я голоден, — ответил Каа. — Кроме того, они назвали меня пятнистой лягушкой.

— Червём, дождевым червём, да ещё жёлтым.

— Это одно и то же. Вперёд! — И Каа, казалось, заструился по земле. Своими неподвижными глазами он отыскивал кратчайший путь и направлялся по нему.

А в Холодных Логовищах обезьяны совсем не думали о друзьях Маугли. Они принесли мальчика в затерянный город и временно были очень довольны собой.

Маугли никогда ещё не видел человеческих городов, и, хотя перед ним были развалины, Холодные Логовища показались ему изумительными и великолепными. Когда-то очень давно король построил этот город на холме. И теперь можно было видеть остатки каменных дорог, которые вели к разрушенным воротам, где последние обломки дощатых створок ещё висели на изношенных, заржавленных петлях. В стены корнями вросли деревья, укрепления расшатались и обвалились, из окон стенных башен косматыми прядями свешивались густые лианы.

Холм венчал большой, лишённый крыши дворец. Мрамор, выстилавший его полы, треснул, покрылся красными и зелёными пятнами, и даже гранитные плиты, устилавшие тот двор, где прежде жили

королевские слоны, раздвинулись и приподнялись благодаря пробившейся между ними траве и выросшим молодым деревьям.

Из дворца можно было увидеть ряды домов без крыш, которые придавали городу вид опустошённых ульев, полных чёрных теней. На площади, где пересекались четыре дороги, стояла бесформенная каменная глыба — остатки идола, — и там, где прежде были колодцы, теперь виднелись углубления и ямы. Обезьяны называли это место своим городом и выказывали притворное презрение к обитателям джунглей за то, что они жили в лесу. А между тем обезьяны не знали назначения строений и не умели пользоваться ими. Они часто садились по кругу в зале совета короля, чесались, отыскивая блох, и притворялись людьми. Иногда же вбегали в дома без крыш или выбегали из них, складывали куда-нибудь в угол куски штукатурки и старые кирпичи, и тотчас же забывали, куда спрятали их, дрались и кричали во время схваток, внезапно затевали игры, носясь вверх и вниз по террасам королевского сада, раскачивали там кусты роз и апельсиновые деревья, забавляясь тем, как с них падают цветы и плоды. Они исследовали все проходы, все тёмные коридоры дворца, многие сотни его маленьких затенённых комнат, но не помнили, что видели, а что нет. Обезьяны шатались то парами, то поодиночке или толпами, постоянно уверяя друг друга, что они держатся совершенно как люди. Они пили в водоёмах, мутили воду и дрались из-за этого, а потом неслись куда-нибудь толпой, крича: «В джунглях нет никого такого умного, ловкого, сильного и благородного, как Бандар-лог!» И всё начиналось сызнова, пока им не надоедал город и они не возвращались на вершины деревьев в надежде, что обитатели джунглей заметят их.

Воспитанному по Законам Джунглей Маугли этот образ жизни не нравился, и он не понимал его. Обезьяны притащили его в Холодные Логовища к вечеру, но не легли спать, как сделал бы мальчик после долгого пути, — напротив, взяв друг друга за руки, они принялись танцевать и петь свои нелепые песни. Одна из обезьян произнесла речь, объявив соплеменникам, что со дня пленения Маугли начнётся новая история Бандар-лога, потому что человеческий детёныш научит их свивать между собой ветки и тростники для защиты от дождя и холода. Маугли собрал несколько лиан и принялся продевать их одну через другую, обезьяны попробовали подражать ему, но через несколько минут им

это надоело, и они принялись дёргать своих друзей за хвосты или, кашляя, прыгать вверх и вниз.

— Я голоден, — сказал Маугли, — и не знаю этой части джунглей. Покормите меня или позвольте отправиться на охоту.

Двадцать или тридцать обезьян кинулись в разные стороны, чтобы принести ему орехов или дикого имбиря, но по дороге они затеяли дpaку и скоро решили, что возвращаться с остатками плодов не стоит. Маугли не только был голоден, ещё он сердился и был огорчён. Мальчик пошёл бродить по опустевшему городу, время от времени громко выкрикивая Охотничий Зов Чужака. Никто ему не ответил, и он понял, что попал в очень опасное место. «Всё, что говорил Балу о Бандар-ло-ге, — правда, — подумал Маугли. — У них нет ни Закона, ни Охотничьего Зова, ни вожаков. У них нет ничего, кроме глупых слов и маленьких цепких воровских лап. Если я умру здесь с голоду и буду убит, это случится только по моей вине. Однако я должен вернуться в мои родные джунгли. Конечно, Балу прибьёт меня, но это лучше глупой ловли розовых лепестков среди Бандар-лога».

Едва Маугли дошёл до городской стены, как обезьяны потащили его обратно, твердя ему, что он не знает, какое счастье выпало на его долю. Они щипали его, чтобы он поблагодарил их. Маугли крепко сжал зубы и, ничего не говоря, пошёл вместе с кричащими обезьянами к террасе, расположенной над водоёмами из красного песчаника, которые были до середины наполнены дождевой водой.

Посередине террасы стояла белая мраморная беседка, выстроенная для принцесс, умерших сотни лет назад. Часть куполообразной крыши обвалилась внутрь и засыпала подземный коридор, по которому принцессы, бывало, проходили из дворца в беседку. Стены ее были отделаны мраморными плитами — чудесными молочно-белыми панелями с вкраплениями агата, сердолика, яшмы и лазурита. Когда из-за холма вставала луна, её лучи светили сквозь кружевную резьбу, и на землю ложились тени, похожие на чёрную бархатную вышивку.

Как ни был огорчён и голоден Маугли, как ни было ему грустно, он невольно засмеялся, когда сразу двадцать обезьян принялись рассказывать ему, до чего они мудры, сильны и кротки, и как безумен он, желая расстаться с ними. «Мы велики. Мы свободны. Мы восхитительны. Мы самое изумительное племя во всех джунглях, — кричали

они. — Ты впервые слышишь о нас и можешь передать наши слова обитателям джунглей, чтобы они в будущем замечали нас, а потому мы сообщим тебе всё о таких удивительных и превосходных существах, как мы». Маугли не возражал, и сотни обезьян собрались на террасе, чтобы слушать, как они возносят хвалы Бандар-логу. Когда одна из обезьян умолкала, желая перевести дыхание, все остальные кричали: «Это правда! Мы все говорили то же самое». Маугли утвердитель-

но кивал головой, мигал и говорил: «Да» — в ответ на их вопросы, чувствуя головокружение от шума.

«Вероятно, шакал Табаки перекусал их всех, — думал он, — и теперь они сошли с ума. Конечно, «дивани», безумие овладело ими. Разве они никогда не спят? Вот подходит облако, оно закроет луну. Если бы эта тучка оказалась достаточно велика, я мог бы попытаться убежать в темноте. Но я так устал».

За тем же облаком наблюдали два друга Маугли, скрываясь во рву под городской стеной. Багира и Каа хорошо знали, как опасен Обезьяний Народ, когда он нападает большой толпой, и не хотели рисковать. Бандар-лог вступает в дpaку только в том случае, если на одного врага приходится по сотне обезьян, и немногие из жителей джунглей решаются на такую борьбу.

— Я отправлюсь к западной стене, — прошипел Каа, — и быстро спущусь. Покатая местность поможет мне. Обезьяны не кинутся сотнями на мою спину, но…

— Я знаю, — сказала Багира. — Жаль, что здесь нет Балу. Но мы сделаем всё возможное. Когда облако закроет луну, я поднимусь на террасу. По-видимому, они там о чём-то совещаются.

— Удачной охоты, — сказал Каа хмуро и скользнул к западной стене.

Оказалось, что в этом месте вал был повреждён меньше, чем где бы

то ни было, и питон сумел заползти на него по камням.

Облако закрыло луну, Маугли спросил себя: «Что делать?», и в то же мгновение вдруг услышал звук лёгких шагов Багиры. Чёрная пантера быстро, почти бесшумно поднялась по откосу и теперь била обезьян, сидевших вокруг Маугли кольцом в пятьдесят-шестьдесят рядов. Багира знала, что лучше бить обезьян лапами, чем тратить время, кусая их.

Послышался вопль ужаса и бешенства, и, когда Багира двинулась вперёд по вздрагивающим телам, одна обезьяна закричала: «Здесь только она! Cмepть ей! Cмepть!»

Над пантерой сомкнулась масса из обезьян. Они кусали её, царапали, рвали кожу, дёргали и толкали. Несколько обезьян схватили Маугли и, как он ни цеплялся за камни, что попадались ему под руки, подняли его на стену беседки и толкнули вниз сквозь пролом в куполе. Если бы мальчик воспитывался людьми, он бы разбился, ведь там было очень высоко, но Маугли упал так, как его учил Балу, и опустился на ноги.

— Оставайся здесь, — закричали ему обезьяны, — подожди. Мы убьём твоих друзей и придём играть с тобой, если Ядовитый Народ оставит тебя в живых.

— Мы одной крови, вы и я, — быстро произнёс Маугли Великие Змеиные Слова. Вокруг, среди обломков мрамора, он слышал шорох, шипение и на всякий случай повторил Великие Змеиные Слова.

— Хорош-ш-шо! Опустите капюшоны, — прозвучало с полдюжины тихих голосов — рано или поздно каждая развалина в Индии делается приютом змей, и старая беседка кишела кобрами. — Не двигайся, Маленький Брат, твои ноги могут повредить нам.

Маугли стоял как мог спокойно, глядя сквозь мраморную резьбу и прислушиваясь к дикому гулу борьбы с чёрной пантерой. Слышался вой, цоканье, шарканье лап и глубокий хриплый рёв Багиры, которая

отступала, выгибала спину, поворачивалась и вновь ныряла в стаю врагов. В первый раз за всю свою жизнь Багира защищалась от cмepти.

«Вероятно, Балу близко, Багира не пришла бы одна», — подумал Маугли и громко закричал:

— К водоёму, Багира! Скатись к водоёму. Скатись и нырни! В воду!

Багира услышала, и восклицание убедило пантеру, что Маугли

в безопасности. Это придало ей сил и мужества. Она отчаянно, дюйм за дюймом, пробивалась к воде, молча нанося удары.

И вот со стороны ближайшей к зарослям разрушенной стены донёсся раскатистый боевой клич Балу. Старый медведь торопился изо всех сил, но не мог подоспеть раньше.

— Багира, — кричал он, — я здесь! Я лезу! Я тороплюсь! Эхвора! Камни выкатываются из-под моих лап. Погоди ты, о бесчестный Бандар-лог!

Бурый медведь, задыхаясь, поднялся на террасу и тотчас же исчез под хлынувшей на него волной обезьян, но резко осел на задние лапы и, вытянув передние, прижал к себе столько своих врагов, сколько мог захватить, а потом принялся колотить их. Стук, стук, стук — словно мельничное колесо крутилось.

Хруст ветвей и всплеск воды дали Маугли понять, что Багира пробилась к водоёму, куда обезьяны не могли броситься за ней. Пантера лежала в бассейне, хватая ртом воздух, выставив из воды одну только голову, обезьяны же толпились на красных ступенях, от злости прыгая по ним взад и вперёд и готовясь броситься на пантеру, едва она выйдет из воды, чтобы бежать на помощь Балу.

Вот тогда-то Багира и подняла свой подбородок, с которого капала вода, и в отчаянии произнесла Змеиное Слово:

— Мы одной крови, ты и я.

Ей представилось, будто в последнюю минуту Каа повернул обратно. Хотя Балу задыхался под грудой обезьян на краю террасы, он невольно усмехнулся, услышав, что чёрная пантера просит о помощи.

Между тем Каа только что перебрался через западную стену, оттолкнувшись от неё с таким рывком, что в ров полетели огромные камни. Питон не желал потерять выгоду своего положения и раза два свился в кольца и распрямился, чтобы удостовериться, что его длинное тело в полном порядке.

Бой с Балу продолжался, и обезьяны визжали возле Багиры. В воздухе над ними сновал Манг-нетопырь, всем джунглям разнося весть о великой битве, так что даже Хати, дикий слон, затрубил в свой хобот, и отдалённые стаи Обезьяньего Народа помчались по древесным дорогам на помощь своим собратьям в Холодных Логовищах. Шум сражения разбудил также многих дневных птиц в округе.

Тогда Каа двинулся вперёд, неуловимо быстро, готовясь убивать. Боевая мощь питона состоит в ударе его головы, удвоенном тяжестью его огромного тела. Представьте себе огромное копьё, или таран, или молоток, в рукоятке которого заключён хладнокровный, расчётливый ум, который направляет орудие, и вы поймёте, каким был Каа во время боя. Огромный питон сбивает с ног человека, ударив его прямо в гpyдь, а Каа был даже больше, чем просто огромный питон.

Первый удар он нанёс в самую середину толпы обезьян, окружавшей Балу. Каа сделал это молча, и повторения не понадобилось. Обезьяны обратились в бегство, крича:

— Каа! Это Каа! Бегите! Бегите!

Многие поколения юных обезьян начинали вести себя хорошо, когда старшие пугали их рассказами о Каа — ночном воре, который мог

проскользнуть между ветвями так же беззвучно, как растёт мох, и унести с собой самую сильную обезьяну в мире; о старом Каа, который умел становиться похожим на засохший сук или сгнивший кусок дерева до такой степени, что даже самые мудрые обезьяны обманывались, и тогда он хватал их. Обезьяны боялись в джунглях только Каа, потому что ни одна из них не знала пределов его могущества, ни одна не выдерживала его взгляда, ни одна не вышла живой из его объятий. И теперь они, бормоча от ужаса, кинулись к стенам, и Балу вздохнул с облегчением. Его мех был гораздо гуще шерсти Багиры, но тем не менее он жестоко пострадал во время схватки.

Но вот Каа в первый раз открыл пасть и произнёс длинное, шипящее слово, и обезьяны, спешившие под защиту Холодных Логовищ, остановились. Дрожа, они прижались к ветвям, которые согнулись и затрещали под их тяжестью. Обезьяны на стенах домов замолчали, и в тишине, спустившейся на город, Маугли услышал, как Багира отряхивается, покинув водоём. В эту минуту снова поднялся шум. Обезьяны стали взбираться выше на стены, многие прижались к шеям больших каменных идолов, другие с визгом побежали по укреплениям. Маугли же, прыгая в беседке, прижал один глаз к резьбе и ухнул по-совиному, желая показать Бандар-логу, что он презирает его и смеётся над ним.

— Вытащите человеческого детёныша из этой ловушки. Я ничего больше не в силах сделать, — произнесла Багира, задыхаясь. — Возьмём его и уйдём. Обезьяны в любую минуту могут наброситься снова.

— Они не двинутся, пока я не прикажу им. Стойте так. Тиш-ш-ше! -прошипел Каа, и город снова затих. — Я не мог взобраться раньше, но, кажется, ты меня звала? — спросил он у Багиры.

— Я… я… наверное, закричала что-то во время боя, — ответила Багира. — Ты ранен, Балу?

— Обезьяны чуть не разорвали меня на части, сделав из моей шкуры сотню медвежат, — серьёзно проговорил Балу, потрясая попеременно каждой лапой. — Вуф! Мне больно. Каа, мы, Багира и я, обязаны тебе нашим спасением!

— Неважно. Где человечек?

— Здесь, в ловушке. Я не могу вылезти! — закричал Маугли. Над его головой изгибалась часть сломанного купола.

— Заберите его отсюда. Он прыгает, как Мао, павлин, и может передавить всех наших детей, — прозвучали изнутри голоса кобр.

— Хаххх, — усмехаясь, прошипел Каа. — У этого человечка повсюду друзья. Отступи, человечек, а вы, Ядовитый Народ, спрячьтесь. Я разобью стенку.

Каа внимательно осмотрел стены беседки и нашёл в мраморе выцветшую трещину. Раза два или три питон слегка стукнул по ней головой, чтобы примериться, и, наконец, изо всех сил нанёс пять-шесть ударов носом. Резьба сломалась и упала, подняв в воздух тучу пыли и осколков. Маугли выскочил через образовавшееся отверстие и остановился между Балу и Багирой, обняв своих могучих и самоотверженных друзей.

— Ты ранен? — спросил Балу.

— Мне грустно, я голоден и сильно ушибся. Но, мои друзья, они ужасно измучили вас! Вы в крови!

— В крови не одни мы, — ответила Багира, облизываясь и обводя взглядом мёртвых обезьян на террасе и около водоёмов.

— Это ничего, всё ничего, только бы ты был цел, о моя гордость, лучшая лягушечка в мире, — ласково пробормотал Балу.

— Об этом мы поговорим позже, — заметила Багира таким сухим тоном, который не понравился Маугли. — Но с нами Каа. Мы обязаны ему победой, а ты — сохранением жизни. Поблагодари его согласно нашим обычаям, Маугли.

Маугли повернулся и увидел, что большая голова питона покачивается возле его макушки.

— Так это человечек? — спросил Каа. — У него очень нежная кожа, и нельзя сказать, чтобы он совсем не походил на обезьян. Берегись, человечек! Смотри, чтобы после перемены кожи я в сумерки не принял тебя за кого-нибудь из Бандар-лога.

— Мы одной крови, ты и я, — ответил Маугли. — Сегодня ты дал мне жизнь. Моя добыча всегда будет твоей, когда ты почувствуешь голод, о Каа.

— Благодарю тебя, Маленький Брат, — сказал питон, и глаза его смеялись. — А что может убивать такой храбрый охотник? Спрашиваю это, чтобы идти за тобой, когда в следующий раз ты отправишься на охоту.

— Я ничего не убиваю, я ещё слишком мал. Но я загоняю оленей для тех, кому они могут пригодиться. Когда ты почувствуешь, что у тебя

внутри пусто, явись ко мне и посмотри, говорю ли я правду. У меня ловкие руки, — он поднял свои руки, — и если ты когда-нибудь попадёшься в ловушку, я отплачу тебе добром за добро. С сегодняшнего вечера я в долгу перед тобой, перед Багирой и Балу. Удачной охоты всем вам, мои друзья.

— Хорошо сказано, — проворчал Балу, потому что мальчик действительно прекрасно выразил свою благодарность.

На секунду голова питона легла на плечо Маугли.

— Храброе сердце и вежливый язык, — сказал он. — Ты далеко пойдёшь в джунглях, человечек. Теперь же поскорее уходи отсюда вместе со своими друзьями. Уйди и засни. Луна садится, и тебе не нужно видеть то, что произойдёт здесь.

Луна опускалась за горы, и ряды дрожащих, жавшихся друг к другу обезьян на стенах и укреплениях казались какими-то трепещущими разорванными косматыми лоскутами.

Балу спустился к бассейну, чтобы напиться, Багира принялась приводить в порядок свой мех, а Каа скользнул к центру террасы и закрыл свои челюсти с таким сухим стуком, что глаза всех обезьян обратились к нему.

— Луна заходит, — сказал он, — достаточно ли вам света, чтобы видеть?

Со стен донёсся стон, похожий на шелест ветра в кронах деревьев:

— Мы видим, о Каа.

— Хорошо. Теперь начинается танец, Танец Голода Каа. Сидите

и смотрите.

Раза два или три питон прополз, делая большие круги и покачивая головой то вправо, то влево. Потом он стал неторопливо свивать своё мягкое тело в петли, восьмёрки и треугольники, которые превращались в квадраты и пятиугольники. В то же время слышалась его тихая, непрерывная жужжащая песнь. Воздух темнел, наконец мpaк скрыл скользящие изменчивые кольца змеи, и слышался только шелест её чешуи.

Балу и Багира стояли как каменные, ощетинившись и еле слышно ворча, а Маугли смотрел на всё и удивлялся.

— Бандар-логи, — наконец прозвучал голос Каа, — может ли кто-нибудь из вас без моего приказания пошевелить рукой или ногой? Отвечайте.

— Без твоего приказания мы не можем шевельнуть ни ногой, ни рукой, о Каа.

— Хорошо. Сделайте один шаг ко мне.

Ряды обезьян беспомощно колыхнулись вперёд, и вместе с ними, как деревянные, шагнули Балу и Багира.

— Ближе, — прошипел Каа.

И все снова подвинулись.

Маугли положил свои руки на спины Балу и Багиры, чтобы увести их, и два больших зверя вздрогнули, точно разбуженные ото сна.

— Не снимай руки с моего плеча, — прошептала Багира. — Держи меня, не то я вернусь к Каа. Ах!

— Да ведь старый Каа просто делает круги на пыльной земле, — сказал Маугли. — Пойдём!

Они проскользнули через пролом в стене и очутились в джунглях.

— Вуф, — произнёс Балу, останавливаясь под безмолвными деревьями. — Никогда больше не возьму Каа в союзники, — и он встряхнулся.

— Он знает больше нас, — с дрожью в голосе сказала Багира. — Ещё немного, и я кинулась бы к нему в пасть.

— Многие пройдут по этой дороге раньше нового восхода луны, -заметил Балу. — Он хорошо поохотится сегодня… по-своему…

— Но что всё это значит? — спросил Маугли, не знавший о притягательной силе взгляда питона. — Пока не стемнело, я видел только большую змею, которая делала какие-то глупые фигуры и круги. И у Каа весь нос разбит! Хо! Хо!

— Маугли, — сердито остановила мальчика Багира, — его нос разбит по твоей милости, так же как мои уши, бока и лапы, шея и плечи Балу. Много дней мы не будем в состоянии охотиться с удовольствием.

— Не беда, — сказал Балу, — с нами опять человеческий детёныш!

— Это правда, но вместо того чтобы поохотиться, мы дорого заплатили за него — ранами, вырванной шерстью и, наконец, честью. Помни, Маугли, я — чёрная пантера, была вынуждена просить защиты у Каа, и мы с Балу стали глупыми, как маленькие птички, при виде его Танца Голода. Вот, человеческий детёныш, что произошло из-за твоих игр с Бандар-логом.

— Правда, всё это правда, — печально проговорил Маугли. — Я дрянной человеческий детёныш и теперь чувствую, что во мне очень тоскует желудок.

— Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?

Балу не хотелось навлекать на Маугли новых неприятностей, но шутить с Законом он не желал, а потому тихо проворчал:

— Печаль не избавляет от наказания. Только помни, Багира, он очень маленький.

— Я не забуду этого, но он стал причиной беды и его нужно наказать. Маугли, ты хочешь что-нибудь сказать?

— Нет, я виноват. Балу и ты ранены. Справедливо будет наказать меня.

Багира несколько раз тихонько и с любовью ударила его, как ей показалось, очень легко — конечно, эти удары вряд ли разбудили бы её детёнышей, но для семилетнего мальчика они были нелёгкими. Когда всё было окончено, мальчик чихнул и, не говоря ни слова, поднялся на ноги.

— А теперь, — сказала Багира, — прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, мы отправляемся домой. Закон Джунглей гласит, что наказание уничтожает старые счёты. Всё заканчивается, и никто не хмурится.

Маугли положил голову на спину Багиры и заснул так крепко, что не проснулся даже, когда пантера опустила его в пещере подле Матери Волчицы.

Тигр! Тигр!

Теперь мы должны вернуться к первому рассказу. Когда после боя со стаей около Скалы Совета Маугли вышел из волчьей пещеры, он направился к ближайшим обработанным полям, подле которых жили земледельцы. Однако Маугли не захотел остаться там. Джунгли подходили слишком близко к этой деревне, а он знал, что теперь в зарослях у него есть, по крайней мере, один злостный враг.

Итак, мальчик вышел на изрытую колеями, ухабистую дорогу у края долины и долгое время бежал по ней ровной рысью. Наконец, Маугли оказался в незнакомой местности. Долина спускалась в низину, усеянную камнями и прорезанную рвами. Вдали виднелось маленькое селение, вокруг которого густые джунгли были словно обрублены крестьянской мотыгой. По всей долине паслись коровы с телятами и быками и буйволы с буйволицами.

Увидав Маугли, дeвyшки, пасшие животных, закричали и разбежались, а бездомные жёлтые собаки, что бродят вокруг каждого поселения в Индии, залаяли.

Подойдя к деревенским воротам, Маугли заметил, что высокий колючий плетень, который в сумерки загораживал дорогу, теперь отодвинут.

— Уф! — сказал он. Отыскивая по ночам пищу, мальчик, бывало, нередко перебирался через подобные препятствия. — Итак, люди и здесь боятся обитателей джунглей?

Он сел подле ворот, и когда какой-то человек вышел на дорогу, поднялся, открыл рот и пальцем показал в него, стараясь объяснить, что ему хочется есть. Встретивший Маугли индус посмотрел на мальчика и побежал обратно по улице деревни, призывая жреца, большого человека в белой одежде с жёлтым тюрбаном на голове. Жрец подошёл к воротам. С ним явилось ещё по крайней мере сто человек. Все смотрели на Маугли, говорили, кричали и указывали на него пальцами.

«У этих людей нет порядочных манер, — подумал Маугли, — так могут вести себя только серые обезьяны».

Мальчик откинул с лица свои длинные волосы и, глядя на толпу, нахмурил брови.

— Чего же бояться? — сказал жрец. — Посмотрите на рубцы на его руках и ногах. Это следы волчьих зубов. Он просто приёмыш волков, убежавший из джунглей.

Во время совместных игр волчата часто покусывали Маугли сильнее, чем намеревались, и на его руках и ногах белело множество шрамов. Однако он ни за что не назвал бы их следами от укусов. Маугли знал, как по-настоящему кусаются волки.

— Арре, арре, — сказало несколько женщин. — Бедный ребёнок, искусанный волками! Какой красивый мальчик. Его глаза точно красное пламя. Право, Мессуа, он походит на твоего сына, унесённого тигром.

— Дай-ка посмотреть, — сказала женщина с тяжёлыми медными кольцами на руках и щиколотках и, прикрыв ладонью глаза, вгляделась в Маугли. — Нет, не он. Этот гораздо худощавее, однако у него лицо моего мальчика.

Жрец был очень умён. Он знал, что Мессуа — жена самого богатого человека в деревне, а потому с минуту смотрел на небо и, наконец, торжественно произнёс:

— Что джунгли взяли, они и отдали. Отведи мальчика к себе в дом, сестра моя, и не забудь почтить жреца, который читает в судьбах людей.

«Клянусь выкупившим меня быком, — мысленно сказал Маугли, — все эти разговоры похожи на новый осмотр волчьей стаей. Если я человек, я должен сделаться человеком».

Женщина знаком позвала Маугли к себе в дом. Толпа разошлась.

Внутри хижины мальчик увидел красную лакированную кровать, большой глиняный ящик для зерна со странным выпуклым рисунком и с полдюжины медных кастрюль. В маленькой нише стояло изображение индусского божества, а на стене висело настоящее зеркало из тех, которые продаются на деревенских ярмарках.

Мессуа дала Маугли молока, покормила его хлебом, потом положила руку на его голову и заглянула ему в глаза. Она подумала: может быть, он действительно её сын, пришедший из джунглей, куда его когда-то унёс тигр. Она сказала:

— Нату, о Нату! — Маугли ничем не выказал, что ему известно это имя. — Ты не помнишь, как я подарила тебе новые башмаки? — Она дотронулась до его ступни, которая была жёсткой, как рог буйвола. -Нет, — печально проговорила Мессуа, — эти ноги никогда не носили башмаков, но ты очень похож на моего Нату и отныне будешь моим сыном.

Маугли чувствовал себя очень неловко, ведь он никогда не бывал в домах. Однако, взглянув на настил крыши, мальчик увидел, что он в любую минуту может сорвать его, если пожелает уйти. Да и на окнах не было затворов.

«Стоит ли быть человеком, — мысленно сказал он себе, — если не понимаешь человеческой речи? Здесь я так же глуп и нем, как был бы человек у нас, в джунглях. Мне нужно научиться их говору».

Совсем не для забавы Маугли, живя с волками, научился подражать голосам оленей и хрюканью кабанят.

Поэтому, едва Мессуа произносила какое-нибудь слово, Маугли тотчас, почти в совершенстве, подражал звукам её речи и ещё до наступления темноты заучил названия многих вещей в хижине.

Сложнее всего пришлось, когда настало время ложиться в постель. Маугли не желал спать в хижине, так сильно походившей на ловушку для пантер, и когда люди закрыли дверь, выскочил через окно.

— Не принуждай его, — сказал Мессуа её муж. — Может быть, он ещё никогда не спал в постели, помни это. Если он действительно прислан к нам вместо нашего сына, он не убежит.

Итак, Маугли растянулся в высокой густой траве на краю поля и не успел закрыть глаз, как мягкая серая морда ткнула его в подбородок.

— Фу! — сказал Серый Брат (это был старший из сыновей Матери Волчицы). — И стоило бежать за тобой так долго! От тебя пахнет дымом и коровой! Ты совсем как человек. Просыпайся, Маленький Брат, я принёс тебе новости.

— Всё ли хорошо в джунглях? — спросил Маугли, крепко обнимая его.

— Всем хорошо, кроме обожжённых Красным Цветком волков. Теперь слушай: Шер Хан ушёл и будет охотиться далеко от нас, пока его шкура не зарастёт, потому что он страшно опалён. Но он клянётся, что по возвращении выбросит в реку твои кости.

— Это мы ещё посмотрим. Я тоже дал одно маленькое обещание. Тем не менее узнавать новости всегда полезно. Я очень устал, так устал от всего непривычного, Серый Брат. Однако прошу тебя, приноси мне вести.

— Ты не забудешь, что ты волк? Люди не заставят тебя забыть об этом? — тревожно спросил мальчика Серый Брат.

— Никогда! Я вечно буду помнить, что люблю тебя и всех в нашей пещере, но не забуду и того, что меня исключили из стаи.

— Но тебя могут прогнать из другой стаи. Люди — только люди, Маленький Брат, и их речь походит на говор лягушек в болоте. В следующий раз я буду ждать тебя среди зарослей бамбука на краю пастбища.

Три месяца после этой ночи Маугли почти не выходил из деревни: он усиленно изучал обычаи и нравы людей. Прежде всего ему пришлось надевать на себя платье, и это сильно стесняло его. Потом ему нужно было понять значение денег и приучиться пахать землю, хотя Маугли не видел в этом пользы. Вдобавок ко всему деревенские дети сердили мальчика. К счастью, Закон Джунглей научил его сдержанности: ведь там твои жизнь и пропитание зависят от умения владеть собой. Но когда деревенские мальчики насмехались над ним за то, что он не играл ни в какие игры, не пускал воздушных змеев, или за то, что он плохо произносил некоторые слова, — одна только мысль, что убивать безволосых детёнышей недостойно, удерживала Маугли от желания схватить и разорвать их пополам.

Собственной силы он не сознавал. В джунглях Маугли понимал, что слаб по сравнению с остальными животными, но в деревне люди говорили, будто он силён как бык.

У Маугли также не было ни малейшего понятия о различиях, которые создаёт между людьми каста. Когда однажды осёл горшечника соскользнул в глиняную яму, Маугли вытащил оттуда животное за хвост и помог гончару нагрузить осла товаром, который торговец вёз в Канхивару. Поступок мальчика возмутил поселян: горшечник принадлежал к низшей касте людей, а его осёл и того хуже. Жрец стал бранить Маугли; когда же мальчик пригрозил положить на осла и его, жрец посоветовал мужу Мессуа как можно скорее послать Маугли на работу.

На следующий же день староста деревни приказал мальчику уйти с буйволами и сторожить их, пока они будут пастись. Маугли был более чем доволен. С этой минуты он считал себя на службе у деревни и с наступлением сумерек вошёл в кружок, собиравшийся по вечерам на каменной платформе под большой смоковницей. Это был сельский клуб, и там сходились вместе староста, сторож, цирюльник, знавший все деревенские сплетни, и старый Бульдео, охотник и владелец мушкета. На верхних ветвях дерева сидели обезьяны и болтали. Под платформой было отверстие, в котором жила кобра, и ей каждый вечер ставили блюдечко с молоком — она считалась священной.

Старики сидели вокруг дерева, до поздней ночи разговаривали, тянули дым из больших хукасов — курительных трубок с водой — и расска-

зывали удивительные истории о богах, людях, привидениях и ещё более удивительные вещи о зверях в джунглях и их привычках. От этих удивительных историй глаза детей, сидевших за спинами взрослых, выскакивали из орбит. Больше всего разговоров было о животных, потому что джунгли подходили вплотную к деревне. Олени и кабаны поедали всходы, и время от времени в сумерках от самых деревенских ворот тигр уносил человека.

Маугли, знавший очень много о предмете этих бесед, закрыл лицо руками, стараясь не показать, что он смеётся. Пока Бульдео переходил от одной изумительной истории к другой, плечи Маугли тряслись от хохота.

Бульдео объяснил, что тигр, который унёс сына Мессуа, был тигром-призра-ком и что в его теле жил дух дурного старика-ростовщика, умершего за несколько лет перед этим.

— Я знаю, что это правда, — сказал Бульдео, — потому что ростовщик Пурун Дас хромал со времени той схватки, когда были сожжены записи о его должниках. Тигр же, о котором я говорю, тоже хромает. От его лап остаются неровные следы.

— Правильно, правильно, это, конечно, правда, -подтвердили седобородые старики, одновременно покачивая головами.

— Не похожи ли такие рассказы на бред? -спросил Маугли. — Этот тигр хромает лишь потому, что родился

хромым. Только дети могут верить, будто душа ростовщика живёт в животном, у которого нет даже мужества шакала.

На секунду Бульдео от изумления онемел, а староста широко открыл глаза.

— Ого! Это нам говорит бродяга из джунглей? — сказал Бульдео. -Если уж ты так умён, лучше принеси шкуру этого тигра, ведь его жизнь стоит целых сто рупий. А ещё лучше не болтай, когда говорят старшие.

Маугли поднялся, чтобы уйти.

— Весь вечер я слушал, — бросил он через плечо, — и за исключением двух-трёх раз Бульдео не сказал ни слова правды о джунглях, которые подходят к самым его дверям. Могу ли я после этого верить в рассказы о призpaках, божествах и лесных духах, которых, по его словам, он видел?

— Этому мальчику давно пора отправляться на пастбище со стадом, -проворчал староста. Бульдео же, рассерженный дерзостью Маугли, отодвинулся и фыркнул.

По обычаю большинства индусских деревень несколько мальчиков ранним утром выгоняют коров, быков и буйволов на пастбище, и вечером приводят стадо обратно. И те самые быки, коровы и буйволы, которые до cмepти затоптали бы любого взрослого, позволяют бить и бранить себя детям ростом не выше их носов. Пока мальчики не отходят от стада, им не грозит ни малейшая опасность, потому что даже тигр не решается нападать на стадо. Но если они отходят в сторону, чтобы набрать цветов или погоняться за ящерицами, их иногда уносят звери.

На заре Маугли проехал по деревенской улице, сидя на спине большого буйвола по имени Рама. Сизые животные с длинными загнутыми назад рогами и свирепыми глазами один за другим поднимались с подстилок и двигались за ним. Маугли сразу показал, что он их господин. Он бил буйволов длинной гладкой бамбуковой тростью и приказал Камайе, одному из мальчиков-пастухов, пасти коров, прибавив, что сам он отправится с буйволами. Также Маугли запретил ему и остальным детям отходить от стада.

Индусское пастбище — это сплошь кусты и камни, невысокие холмы и заболоченные лощины, вокруг которых разбредается и рассеивается стадо. Буйволы обыкновенно держатся подле топких мест, ложатся

в болото, валяются в горячем иле по целым часам. Маугли погнал их к тому месту, где река Вайнганга выходит из джунглей. Здесь он соскочил с шеи буйвола и подбежал к бамбуковым зарослям, где встретил Серого Брата.

— А, — сказал волк, — я много дней поджидал тебя. Почему ты пасёшь стадо? Что это значит?

— Так мне приказано, — ответил Маугли. — Некоторое время я буду деревенским пастухом. Что слышно о Шер Хане?

— Он вернулся и долго ждал тебя. Теперь же снова ушёл, потому что дичи мало. Однако он твёрдо решил убить тебя.

— Отлично, — сказал Маугли. — Пока нет тигра, вы с братьями должны каждый день приходить сюда и садиться на этой скале, чтобы я мог видеть вас из деревни. Когда же тигр вернётся, дождись меня в овраге подле дерева дхак. Не нужно лезть прямо в зубы Шер Хану.

После этого разговора Маугли выбрал тенистое место, разлёгся и заснул. Буйволы паслись вокруг него.

В Индии пасти стадо — самое спокойное дело в мире. Скот двигается, жуёт, ложится, опять встаёт и даже не мычит, а только фыркает -буйволы очень редко говорят что-нибудь. Один за другим животные спускаются к топким лужам, ложатся так, чтобы ил покрыл всё их тело, и на виду остаются только морды и неподвижные фарфорово-синие глаза. Так они и лежат точно колоды. Под лучами знойного солнца кажется, будто камни колышутся, и пастушата слышат, как коршун (всегда только один) свистит над их головами, почти невидный в лазури.

Все дети знают: если кто-то из стада умрёт, коршун быстро спустится вниз, а вскоре к нему присоединится другой собрат. Потом ещё и ещё, и, чуть ли не раньше чем буйвол испустит дух, неизвестно откуда слетится стая голодных коршунов.

Пастухи спят, и просыпаются, и опять засыпают. Из сухой травы они плетут маленькие корзиночки

и сажают в них кузнечиков или ловят двух богомолов и заставляют их драться. Делают ожерелья, нанизывая на нити красные и чёрные орехи, или наблюдают, как ящерица трётся о камень или как близ болота змея охотится за лягушкой. Потом они поют длинные-длинные песни со странными вскрикиваниями в конце. И день кажется им длиннее целой жизни многих людей, лошадей и буйволов. В руки глиняных человечков они вставляют тростинки, считая, что это короли или божества, которым надо поклоняться.

Наступает вечер. Дети сзывают стадо, буйволы неуклюже, с шумом, похожим на ружейные выстрелы, поднимаются из клейкого ила, один за другим выходят из болота и вереницей тянутся через посеревшую равнину к мерцающим огням деревни.

День ото дня Маугли водил буйволов к болотам. День ото дня он замечал волка на другой стороне долины, таким образом узнавая, что Шер Хан ещё не вернулся, и день ото дня лежал, прислушиваясь к звукам в траве и мечтая о старой жизни в джунглях. Если бы хромая лапа Шер Хана сделала неверный шаг в зарослях близ реки, Маугли услышал бы его в тишине этих долгих беззвучных минут.

Наконец наступил день, когда он не увидел Серого Брата на условном месте, засмеялся и отвёл буйволов к оврагу подле дерева дхак, усыпанного золотисто-красными цветами. Там сидел Серый Брат с ощетинившейся спиной.

— Он прятался целый месяц, чтобы ты перестал остерегаться. Прошлой ночью он пришёл сюда с Табаки и рассматривал твой след, — сказал волк, задыхаясь.

Маугли нахмурился.

— Я не боюсь Шер Хана, но Табаки очень хитёр.

— Не бойся, — слегка облизывая губы, сказал Серый Брат. — На заре я встретил Табаки. Теперь он передаёт свою мудрость коршунам. Но раньше, чем я переломил ему спину, он сказал мне решительно всё. Шер Хан решил сегодня вечером подстеречь тебя подле деревенских ворот. Он пришёл именно ради тебя и до поры до времени лежит в глубоком высохшем овраге у реки.

— Он ел сегодня или охотится с пустым желудком? — тревожно спросил Маугли, потому что от ответа волка зависела его жизнь или cмepть.

— На заре он убил кабана, а также пил. Вспомни: ведь Шер Хан никогда не мог голодать, даже ради мести.

— О глупец, глупец! Что за щенок щенка! Он ел, пил и воображает, что я буду ждать, пока он выспится? Где он лежит? Если бы нас было десятеро, мы могли бы покончить с ним… Эти буйволы не нападут на него, пока не почуют. Но, к несчастью, я не умею говорить на их наречии! Можем ли мы пойти по его следам так, чтобы они его почуяли?

— Он нарочно переплыл через реку, чтобы этого не случилось, -ответил Серый Брат.

— Я знаю, это был совет Табаки. Сам Шер Хан никогда не догадался

бы так сделать. — Маугли стоял и думал, положив палец в рот. — Большой овраг? Он выходит на равнину меньше чем в полумиле отсюда. Я могу прогнать стадо через джунгли к дальнему склону оврага и пустить буйволов вниз, однако есть шанс, что тигр ускользнёт с другой стороны. Нам нужно перекрыть ему оба выхода. Серый Брат, ты можешь разделить стадо на две части?

— Может быть, один я не смог бы помочь тебе, но я привёл с собой умного друга.

Серый Брат отбежал немного и скрылся в укромной низине. В ту же минуту оттуда поднялась большая серая, хорошо знакомая Маугли голова, а потом горячий воздух наполнился

самым заунывным звуком в джунглях — воем волка, который охотится в полдень.

— Акела, Акела! — сказал Маугли, хлопая в ладоши. — Я должен был знать, что ты не забудешь меня! Нам предстоит важная задача. Разбей стадо надвое, Акела. Держи буйволих и телят вместе, быков же и буйволов собери отдельно.

Два волка замелькали среди буйволов, выскакивая то тут, то там, ловко разгоняя рогатых животных. Стадо зашевелилось, зафыркало, поднялось на ноги и скоро разделилось на две части. С одной стороны стояли буйволицы, сразу надёжно окружив всех телят. Они угрожающе сверкали глазами, рыли копытами землю, готовые броситься на волка и затоптать его до cмepти, если он остановится хотя бы на минуту. С другой стороны собрались быки. Молодые буйволы фыркали и топали ногами, однако, хотя вид у них был более внушительный, но на самом деле они представляли гораздо меньшую опасность, чем самки, готовые защищать телят ценой своих жизней. Люди и вшестером не смогли бы так ловко разделить такое огромное стадо.

— Что ещё прикажешь? — спросил Акела, задыхаясь от поднятой пыли.

Маугли вскочил на спину Рамы.

— Гони быков влево, Акела, а ты, Серый Брат, когда мы отдалимся, держи буйволиц вместе и оттесни их к ближнему выходу из оврага.

— Как далеко гнать? — спросил Серый Брат, щёлкая зубами.

— Гони по оврагу, пока его края не поднимутся настолько, чтобы Шер Хан не мог сделать на них прыжка, — прокричал Маугли. — Держи их там, пока мы не спустимся к тебе.

Быки двинулись, подгоняемые рычанием Акелы, а Серый Брат начал дразнить буйволиц. Они не выдержали и бросились за ним к ближнему выходу из оврага, пока Акела гнал быков в противоположную сторону.

— Хорошо! Ещё раз напугай их, и они окажутся там, где нужно. Осторожнее, осторожнее теперь, Акела! Если ты щёлкнешь зубами лишний раз, быки бросятся. Надо же! Это опаснее, чем загонять чёрных оленей. Думал ли ты, что эти создания могут двигаться так быстро? — спросил Маугли.

— Я… я и за ними охотился в своё время, — отвечал Акела. — Загнать их в джунгли?

— Да, поверни их! Быстро поверни их! Рама обезумел от ярости. О, если бы только я мог ему сказать, что мне сегодня нужно от него.

Буйволы повернули направо и вломились в чащу. Остальные пастушата, сторожившие домашний скот, со всех ног кинулись в деревню, крича, что буйволы взбесились и убежали.

У Маугли был довольно простой план. Он желал только описать по взгорью большой круг, придвинуться к пологому выходу из оврага, а потом повести быков вниз так, чтобы Шер Хан очутился между ними и их буйволицами. Мальчик отлично знал, что, поев и напившись воды, Шер Хан будет не в состоянии драться или карабкаться по стенам оврага.

Теперь Маугли пытался успокоить буйволов. Акела же бежал позади и всего раза два слегка рыкнул, чтобы подогнать отставших животных. Они описывали большой, очень большой круг, держась далеко от оврага, чтобы раньше времени не спугнуть Шер Хана.

Наконец Маугли собрал испуганное стадо на вершине холма у пологого, заросшего травой спуска в широкий и глубокий овраг. С этой высоты можно было увидеть, что происходит на равнине, через верхушки деревьев. Но Маугли занимали только края оврага, и, осмотрев их, он с большим удовольствием заметил, что его стены почти отвесны. Лозы и лианы, которые свешивались с них, не могли послужить опорой для тигра, когда он попытается выбраться наверх.

— Дай буйволам передохнуть, Акела, — сказал мальчик, поднимая руки. — Они ещё не почуяли его. Дай им понюхать. Я должен сообщить Шер Хану, кто приближается к нему. Он в ловушке!

Приставив обе ладони ко рту, Маугли закричал в овраг — это было почти то же самое, что кричать в туннель, — и эхо покатилось от края до края.

Очень не скоро послышался протяжный сонный рык наевшегося и только что проснувшегося тигра.

— Кто там? — спросил Шер Хан, так что пёстрый фазан вылетел с криком из лощины.

— Это я, Маугли! Пора тебе идти к Скале Совета, вор домашнего скота! Вниз, скорей гони их вниз, Акела. Вниз, Рама, вниз!

Буйволы на мгновение остановились на краю склона, но потом раздался громкий охотничий вой Акелы, и они помчались, обгоняя друг друга. Песок и камни разлетались во все стороны.

Теперь, раз буйволы двинулись, их уже нельзя было остановить. Раньше, чем они углубились в ложе высохшего оврага, Рама почуял Шер Хана и замычал.

— Ха, ха, — закричал Маугли, сидевший верхом, — теперь ты знаешь!

Поток чёрных рогов, пенящихся морд и неподвижных глаз помчался по рву, точно камни во время наводнения. Более слабых буйволов оттеснили к стенам, и они прорывались через завесу лиан. Быки уже поняли, что им предстоит — ужасное нападение всем стадом, нападение, которому ни один тигр не может противостоять.

Шер Хан услышал грохот копыт, поднялся и, хромая, тяжело побежал, глядя по сторонам и отыскивая хоть что-нибудь, что могло бы его спасти, но с обеих сторон оврага поднимались отвесные стены. Отяжелевший от еды и питья тигр был готов на всё, только бы избежать борьбы. Но стадо уже пробежало, расплёскивая лужу, от которой Шер Хан только что отошёл.

От рёва буйволов звенели камни. С другого конца оврага Маугли услышал ответное мычание и увидел, что Шер Хан повернулся. Тигр понимал: раз уже случилось самое худшее, то ему лучше встретить буйволов, чем коров с телятами.

Рама несколько раз ударил в землю копытами, споткнулся и двинулся дальше, ступая по чему-то мягкому. За ним неслись остальные буйволы, и все врезались во встречное стадо; от силы столкновения более слабые буйволы были подняты над землёй.

Оба стада собрались в одно и выбежали из оврага на равнину. Животные мычали, яростно ревели, фыркали. Маугли подождал, пока они успокоятся, соскользнул с шеи Рамы и принялся палкой колотить направо и налево.

— Скорее, Акела! Разбей их! Разбей, не то они будут драться между собой. Гони их, Акела! Спокойно, Рама! Тише, детки! Тише! Тише! Всё прошло!

Акела и Серый Брат бегали взад и вперёд, слегка покусывая передними зубами ноги буйволов. И, хотя стадо было готово снова кинуться

вдоль оврага, Маугли удалось повернуть Раму, и все остальные пошли за своим вожаком к илистым лужам.

Больше бить Шер Хана копытами не пришлось. Он умер, и коршуны уже спускались к нему.

— Братья, это была собачья cмepть, — сказал Маугли, наощупь отыскивая нож в ножнах, который он всегда носил на шее с тех пор, как начал жить с людьми. — Но он был трусом и всё равно не стал бы драться. Его шкура будет хорошо смотреться на Скале Совета. Нам нужно быстрее приняться за работу.

Мальчик, воспитанный людьми, даже не попытался бы один снять шкуру с огромного тигра, но Маугли лучше всех знал, как её можно содрать. Но всё-таки это было довольно трудным делом, и Маугли резал, рвал и ворчал целый час, пока волки смотрели, высунув языки, или подходили к нему и дёргали шкуру там, где он приказывал.

Вдруг на плечо мальчика упала рука и, подняв глаза, он увидел Бульдео с ружьём. Дети, прибежав в деревню, рассказали о бегстве буйволов, и рассерженный Бульдео вышел за ворота, торопясь наказать Маугли за то, что он плохо заботится о стаде. Заметив человека, волки скрылись из виду.

— Это что за безумие? — сердито сказал Бульдео. — Ты думаешь, что один сможешь снять шкуру с тигра? Где его убили буйволы? Это тот самый хромой тигр, чья голова была оценена в сто рупий. Раз так, мы закроем глаза на то, что ты упустил стадо, и, может быть, я дам тебе одну рупию из награды, когда отнесу шкуру в город. -Он пошарил в своей одежде, вынул оттуда кремень и огниво и нагнулся, чтобы подпалить Шер Хану усы. Почти все охотники подпаливают усы убитому тигру, чтобы его призpaк не тревожил их.

— Гм! — скорее обращаясь к себе, чем к Бульдео, произнёс Маугли, сдирая кожу с передней лапы Шер Хана. — Значит, ты хочешь отнести шкуру в город, получить награду и, может быть, дашь мне одну рупию? А мне кажется, что кожа нужна мне самому. Эй, старик, убери этот огонь.

— Как ты разговариваешь с главным охотником деревни? Удача и глупость твоих буйволов помогли тебе убить зверя. Если бы тигр не поел, он бы убежал от стада. Ты даже не можешь как следует снять с него шкуру, нищенское отродье, и ещё смеешь мне, Бульдео, говорить, чтобы я не палил его шерсти? Маугли, ты не получишь

ни одного гроша из награды, тебе достанутся только побои. Брось убитого тигра!

— Клянусь быком, которым я выкуплен, — сказал Маугли, — неужели я должен целый день болтать со старой обезьяной? Сюда, Акела, этот человек надоедает мне!

Всё ещё наклонявшийся над головой Шер Хана Бульдео внезапно очутился на траве. Серый волк стоял над ним, а Маугли как ни в чём не бывало продолжал снимать кожу с тигра, точно в целой Индии существовал только он один.

— Да-а-а, — сказал Маугли сквозь зубы. — Ты совершенно прав, Бульдео. Ты не дашь мне ни одного гроша из награды. Между этим хромым тигром и мной шла война, очень долгая война, и я победил.

Следует отдать Бульдео должное: будь он на десять лет моложе, при встрече с Акелой в лесу он вступил бы с ним в бой. Однако волк, который слушался приказаний мальчика, имевшего свои счёты с тиграми-людоедами, не казался охотнику обыкновенным животным. По мнению Бульдео, в дело вмешалось колдовство, и он спрашивал себя, послужит ли ему охраной амулет, что висел у него на шее? Он лежал совсем-совсем тихо, ежеминутно ожидая, что Маугли тоже обернётся тигром.

— Магараджа! Великий король! — хриплым шёпотом произнёс он наконец.

— Ну? — не поворачивая головы и слегка посмеиваясь, сказал Маугли.

— Я старик и не знал, что ты не простой пастушонок. Позволишь ли ты мне подняться и уйти или твой слуга разорвёт меня на части?

— Иди, и да будет с тобой мир. Только смотри, в другой раз не трогай моей добычи. Отпусти его, Акела.

Бульдео торопливо заковылял к деревне, оглядываясь через плечо. Он опасался, не превратится ли Маугли во что-нибудь ужасное.

Придя в деревню, охотник наговорил так много о магии, чарах и колдовстве, что жрец всерьёз обеспокоился.

Между тем Маугли продолжал свою работу, но уже наступали сумерки, когда он и волки содрали большую яркую шкуру с тела тигра.

— Теперь мы должны спрятать её и отвести буйволов домой. Помоги мне собрать их, Акела.

В туманном сумpaке стадо собралось, и, подходя с животными к деревне, Маугли увидел свет и услышал, что в храме трубят в paковины и звонят в колокола.

Половина деревни стояла у ворот, ожидая его.

«Наверное, это потому, что я убил Шер Хана», — подумал мальчик.

Но тут возле его ушей просвистел град камней, и жители деревни закричали:

— Колдун! Волчье отродье! Демон джунглей! Уходи! Скорее убирайся отсюда, или наш жрец опять превратит тебя в волка! Стреляй, Бульдео.

Старый мушкет с громом выстрелил, и молодой буйвол замычал от боли.

— Новое колдовство! — закричали люди. — Он отводит пули в сторону. Бульдео, это был твой буйвол.

— Что же это? — спросил ошеломлённый Маугли, когда град камней стал ещё гуще.

— А ведь эти твои братья похожи на Стаю, — сказал Акела, спокойно садясь на землю. — Если пули что-нибудь значат, думаю, они хотят тебя выгнать.

— Волк! Волчонок! Уходи! — закричал жрец, размахивая веткой священного растения туласи.

— Опять? Тогда меня гнали за то, что я человек. Теперь меня гонят за то, что я волк? Уйдём, Акела.

Женщина — это была Мессуа — побежала к стаду с криком:

— О мой сын, мой сын! Они говорят, что ты колдун и можешь по желанию превращаться в зверей. Я не верю им, но ты должен уйти, или они убьют тебя. Бульдео уверяет, что ты волшебник, но я знаю, что ты отомстил за cмepть моего Нату.

— Назад, Мессуа! — закричала толпа. — Назад, или мы побьём тебя камнями!

Маугли обнял Мессуа, а потом засмеялся отрывистым, недобрым смехом — один из камней попал ему в лицо.

— Беги назад, Мессуа. Это просто одна из тех глупых историй, которые они рассказывают в темноте, под большим деревом. Я наконец заплатил за жизнь твоего сына. Прощай. Беги быстро, потому что я пошлю в деревню стадо, а оно движется быстрее, чем летят осколки их кирпичей. Я не колдун, Мессуа. Прощай!.. Акела, — крикнул он, — гони стадо в ворота!

Буйволам самим очень хотелось вернуться в деревню. Вой Акелы им совершенно не нравился. Они вихрем понеслись через ворота, расшвыривая толпу людей направо и налево.

— Сосчитайте их, — презрительно крикнул Маугли, — может быть, я украл одного буйвола! Считайте, я не стану больше пасти стадо. Будьте здоровы, дети людей, и поблагодарите Мессуа за то, что я с моими волками не войду в деревню и не стану гонять вас взад и вперёд по вашей улице.

Маугли повернулся и пошёл прочь с Одиноким Волком. Взглянув на звёзды, он вдруг почувствовал себя счастливым.

— Мне не придётся больше спать в ловушках, Акела. Возьмём шкуру Шер Хана и уйдём. Нет, мы не причиним вреда деревне, потому что Мессуа была добра ко мне.

Поднялась луна, и долина стала молочно-белой. Жители деревни с ужасом увидели, как Маугли в сопровождении двух волков и с каким-то свёртком на голове бежал размеренной волчьей рысью. Бег этот своей быстротой напоминал движение огня.

Они стали звонить в колокола храма и трубить в крупные paковины ещё громче обыкновенного. Мессуа плакала, а Бульдео всё украшал и украшал рассказ о своих приключениях в джунглях, так что в конце концов даже Акела, по его словам, стоял перед ним на задних лапах и говорил с ним, как человек.

Луна уже почти исчезла с неба, когда Маугли и два волка пришли на холм Скалы Совета и остановились подле пещеры Матери Волчицы.

— Меня выгнали из человеческой стаи, мама, — крикнул Маугли, -но я пришёл со шкурой Шер Хана и сдержал данное слово!

Мать Волчица, взволнованная, вышла из пещеры, за ней появились её дети. При виде шкуры глаза её загорелись.

— В тот день, когда Шер Хан просунул свою голову и плечи в эту пещеру, охотясь за тобой, Лягушечка, я сказала ему, что охотник когда-нибудь станет дичью. Хорошо сделано!

— Хорошо сделано, Маленький Брат, — послышался глубокий голос в чаще. — Нам было скучно в джунглях без тебя, — Багира подбежала и склонилась к босым ногам Маугли.

Они вместе поднялись на Скалу Совета, и Маугли постелил тигровую шкуру на том плоском камне, где когда-то сидел Акела, прикрепив её четырьмя бамбуковыми колышками. После чего Акела лёг на шкуру с обычным старинным призывом к Совету: «Смотрите, смотрите хорошенько, о волки!»

Совершенно так же взывал он, когда в это место впервые привели Маугли.

С тех самых пор, как был низложен Акела, стая оставалась без вожака, и волки охотились или дрались, когда им вздумается. Однако они по привычке пришли на призыв. Некоторые из них хромали, попав в человеческие капканы, другие ковыляли, раненные пулями.

Некоторые исхудали от дурной пищи, многих совсем не было, но тем не менее уцелевшие собрались возле Скалы Совета, увидели полосатую шкуру Шер Хана на камне и его огромные когти на концах пустых лап.

Тогда Маугли сочинил песню без рифм, песню, которая как-то сама собой подступила к его горлу. Он громко выкрикивал её, прыгая взад и вперёд по шкуре и отбивая ритм пятками. Мальчик плясал, пока не задохнулся от усталости. А когда Маугли замолкал, чтобы набрать воздуха, песню подхватывали воем Серый Брат и Акела.

— Смотрите хорошенько, о волки! Сдержал ли я своё слово? — сказал Маугли, окончив песню, и волки провыли: «Да!» А один из них сказал:

— Будь нашим вожаком снова, о Акела! Будь нашим вожаком опять, о детёныш человека, потому что нам надоело беззаконие и мы хотели бы снова сделаться Свободным Народом.

— Нет, — промурлыкала Багира. — Этого не должно быть. Когда вы наедитесь, безумие снова может овладеть вами. Недаром вас зовут Свободным Народом! Вы боролись за свободу и достигли её. Питайтесь ею, о волки.

— Стая людей и волчья стая выгнали меня, — заметил Маугли. -Теперь я буду один охотиться в джунглях.

— И мы будем охотиться с тобой, — сказали четыре сына Матери Волчицы.

Итак, Маугли ушёл и с этого дня охотился с четырьмя своими братьями. Однако он не всегда был одинок, потому что через много лет сделался вполне взрослым человеком и женился.

Но это рассказ для взрослых людей.

Содержание

Братья Маугли

Охота питона Каа

Тигр! Тигр!