Китайская медицина Смешарики

Приятная новость.

Однажды Нюша отправилась на прогулку, но скоро ей наскучило гулять одной, и тогда она решила найти компаньона. Увы, Крош и Ёжик проигнорировали её приглашение: они сделали вид, что чрезвычайно увлечены покраской какой-то кривой этажерки. Лосяш и Пин с головой погрузились в ворох бумаг. Бараш сидел за письменным столом в своём маленьком домике. Он глядел в никуда и жевал кончик пера.

Нюша стояла за спиной Бараша и вслушивалась в его невнятное бормотание: «Совунья, мудрая Совунья! Тебя строжее не найти! Нет, нет, не так. Тебя нам строже не найти… Нет, это тоже никуда не годится. Тебя строгей…»

— Почему бы просто не написать: «Тебя суровей не найти!» — не вытерпела Нюша. — И смысл не теряется, и размер соблюдён!

Стоит заметить, что Нюша считала себя компетентной не только в поэзии, но и во многих других областях искусства. Тем не менее Бараш и не подумал её похвалить: он вздрогнул, обернулся и сердито уставился на Нюшу.

— Это опять ты? — почему-то спросил он. Нюше эти слова показались довольно обидными.

— Да, это я. А что, разве так плохо, что я пришла? — спросила она, сделав ещё один шаг к стулу, на котором сидел Бараш.

— Сейчас — да! — отрезал тот.

— Ну и сочиняй свои глупые стишки один! — выпалила Нюша и вышла вон, хлопнув дверью.

Копатыч, как обычно, копался в огороде. Увидев Нюшу, он ненавязчиво расспросил её, куда она идёт и чем намерена заниматься. В ответ Нюша неосторожно заметила, что день сегодня, в общем-то, совсем скучный и пустой. Тогда Копатыч сказал:

— А вот мне ни капельки не скучно! Ты погляди, сколько всего у меня на огороде! Петрушка аж зацвела, такая большая вымахала. А укроп-то, укроп!..

Нюша неохотно взглянула на гряду с зеленью. Высокие стебли петрушки, увенчанные пышными соцветиями, покачивались на ветру, чуть поодаль высился укроп, по краям грядки угнездился буйно разросшийся салат…

Нюша решила, что это занятие весьма прозаично. Она подумала: «И почему это я нужна только для самой неинтересной работы? А как же радость созидания? Как же игра и отдых?».

— Ну что, Нюша, пойдёшь ко мне? Поможешь немного, а то я что-то совсем из сил выбился, — спросил Копатыч, утирая лоб. Грязная тяпка в его здоровенной лапе показалась Нюше грубой, нелепой. Как можно в такой чудесный осенний день заниматься столь приземлёнными вещами?

— Я… Пожалуй, я домой пойду. Что-то я себя неважно чувствую…

«Мне в прошлый раз твоя петрушка и во сне мерещилась. Только начну засыпать, и тут она. И собираю, и собираю, и собираю. А потом прихожу в себя, вся в холодном поту: я же дома, в постели! Нет уж, дудки!»

— Ну, как знаешь. Раз такое дело, на вот тебе мёду… Это мёд особый, липовый, но уж ладно, поделюсь с тобой вкусным медком. Лежи дома да лечись. На празднике больные не нужны!

Нюша моментально оживилась.

— На каком празднике? — удивлённо спросила она.

— Как же, у Совуньи день рождения!

Услыхав такую новость, Нюша со всех ног помчалась к Кар-Карычу. Признаться, сейчас ей было неловко и даже немного стыдно. Выходит, что Крош и Ёжик делали подарок Совунье, а Бараш сочинял для неё стихи. Пин и Лосяш, занятые чем-то непонятным и таинственным, тоже, наверное, замыслили что-нибудь эдакое — какой-нибудь потрясающий сюрприз. Копатыч, небось, собирает овощи для праздничного стола. Но ничего, Кар-Карыч, разумеется, знает, что хотела бы Совунья на свой день рождения! Нюша ворвалась в его дом, отдуваясь и сверкая глазами.

— Кар-Карыч! Ты должен помочь мне, пока не поздно!

— Ой… — встрепенувшись, вздохнул Карыч. Он почему-то ничего не делал, а преспокойно лежал в кресле-качалке. — Нюша, что такое?

— Кар-Карыч, ты что, не знаешь? — обомлела Нюша.

— Конечно, знаю… Ну, то есть… А что, собственно, случилось? — спросил Карыч, протирая глаза крыльями.

— Мне нужно приготовить подарок Совунье на день рождения! — выпалила Нюша.

— Ах, вот оно что! — Карыч живо встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. — Отлично! Ну, конечно, день рождения!

— Разве ты не приготовил подарка? — подозрительно осведомилась Нюша.

— Эмм, ну… Конечно, приготовил! — незамедлительно возразил Карыч.

— Ну вот, — вздохнула Нюша. — Все что-нибудь делают. Даже Копатыч. Только я одна совершенно не знаю, что делать.

* * *

Как и следовало ожидать, волнения Нюши оказались напрасными. Кар-Карыч быстро придумал, что следует подарить Совунье.

— Ты же у нас рукодельница, мастерица. Вот и подари ей что-нибудь своё, фирменный подарок от Нюши, так сказать!

— Что ты, Карыч, — ответила Нюша, опустив розовый пятачок. — Что я успею сделать за один день? Когда у меня бельё не выглажено, под трюмо — грязища, фикус… фикус не вымыт.

— А, так ты не успела помыть фикус? — насмешливо заметил Кар-Карыч.

— Ну да, листья пыльные совсем.

— Это не листья пыльные, Нюша, — укоризненно вздохнул мудрый ворон. — Это ты у нас ленивая.

Нюша тотчас вскочила с табуретки и запальчиво ответила:

— Макраме плести — это тебе не в ладушки играть, Карыч! А салфетку кружевную крючочком маленьким пробовал за день вязать? А цветочки вышивать на блузке, а?

— А хоть бы и цветочек, хоть бы и самый крохотный, — растерялся Карыч.

— Ну, нет, Карыч! Нет! Вот Крош с Ёжиком — те мебель делают. Бараш поэму сочиняет. Копатыч, как всегда, какую-нибудь картошину громадную варит. И тут я со своим цветочком.

— Но это же будет… так здорово!

— А Лосяш и Пин… у тех, как я погляжу, планы вообще космические! — продолжала Нюша, не обратив внимания на эти слова.

— А-ха-ха-ха-ха! — хрипло и благодушно рассмеялся Карыч. — Космические, говоришь?

— Да! Я сама видела, как они какие-то… эммм… масштабы разворачивают и это, ну… расчёты производят, вот!

Карыч потёр крылом подбородок.

— Масштабы? Бумаги, что ли, смотрят?

— Да, ясное дело, у них так заведено, — хрюкнула Нюша.

— И ничего не строгают, ничего не мастерят? Ну, как Крош и Ёжик?

— Нет, а что? — удивилась Нюша.

— Что ж, я потом к ним загляну.

— Карыч, а ты сам-то что подаришь?

— Ну, это… Это секрет. Большой секрет!

— А я что подарю? — безнадёжно спросила Нюша у самой себя.

— А ты… Ты можешь подарить ей вот этот чайник!

Карыч изъял из шкафа коробку, на которой было написано: «Чайник ф-ый; фабрика имени Лю Цзиня».

* * *

Итак, согласно совету Карыча, Нюша решила подарить Совунье не нужный ему фарфоровый чайник. Чрезвычайно гордая собой, Нюша пила чай и угощалась дармовым мёдом Копатыча. Карыч смотрел в окошко, закинув лапы на журнальный столик. Вид у него был какой-то необычный и даже мечтательный.

— Карыч, а тебе этот чайник точно не нужен?

— Я же сказал — не нужен!

— А почему? — спросила Нюша. — А может, он и не фарфоровый вовсе?

Карыч, который в это время полез в буфет за конфетами, замер, затем медленно обернулся и подбоченился крыльями.

— С чего ты это взяла? — сказал он довольно строго.

— Ну… Я, это… Ну мало ли, я просто так спросила, — объяснила Нюша, нисколько не смутившись.

Но Кар-Карыч продолжил укоризненно:

— Эх, даже не знаю, можно ли тебе доверить столь ценное поручение — это тебе не мелочь какая-то! Это подарок основательный!

Нюша успокоилась.

— Да? Извини, дорогой Карыч, и что это на меня нашло?

Нюша сладко зевнула, предвкушая приятный вечер в своём домике. Нужно сделать открытку для Совуньи, нарезать картинок, сделать симпатичный коллажик. Верно же говорила Совунья — никогда нельзя унывать, что бы ни случилось!

— Карыч, дай мне, пожалуйста, какой-нибудь журнал на вечер.

— Да пожалуйста. А зачем?

— Это большой секрет! — загадочно улыбнулась незваная гостья.

— Ну что за секреты, Нюша? Так уж и быть, одолжу, — с умилением ответил Карыч. — Посмотри в шкафчике!

Нюша подбежала к шкафу, отворила его и первым делом увидела корешок толстого-претолстого журнала. Там было написано «Вставай, больной, ты сможешь!»

«Да уж, ну и унылое название, — подумала Нюша. — Нет, это не годится. Ах, да тут одни они, эти «Вставай, больной…» Хотя зачем так расстраиваться? Поглядим, что там понаписано. Ага… Рецептики, цветочки какие-то нарисованы, схемы. А это что такое? Смешарик в разрезе? Анатомическая справка, наверное. Ерунда какая, ну и ну! А тут ещё и какие-то странные закорючки».

Нюша обернулась и глянула на Кар-Карыча через плечо. Он покусывал кончик карандаша, разворачивал газету с кроссвордами, напевал вполголоса и на Нюшу совсем не смотрел.

Нюша перевернула страничку и…

— Ого! — тихонько воскликнула она. Но Кар-Карыч, увлечённый газетой, ничего не заметил. А на следующей страничке чего только не было! В самом верху большие, ярко-оранжевые буквы собрались в целые слова, и они гласили:

«Кладовая здоровья. Роскошные цветы осенней клумбы».

А что такое цветы осени, как не календула, астры и маргаритки, гладиолусы и бархатцы? Разумеется, всё это в изобилии было запечатлено под заголовком рубрики.

«А что, если сделать открытку с такими картинками? — подумала Нюша. — Вот это будет сюрприз так сюрприз! Ведь Совунья обожает цветы!»

— Карыч, я, кажется, нашла.

— Так быстро?

— Ну да. Ладно, мне пора идти домой, Карыч. Пока, — сказала Нюша, унося в одной лапе коробку с чайником, а в другой — журнал. Оборачиваясь, Нюша добавила:

— Ах да… Спасибо тебе, Карыч!

«Не думай о чайнике».

На другой день Нюша, качаясь на качелях, погрузилась в туманные дали прекрасных видений. И виной тому был вчерашний журнал, взятый в шкафу у Карыча, особенно статья под названием «Китайская медицина». Ведь на картинках, поясняющих эту замечательную статью, был нарисован не только смешарик и какие-то странные стрелочки, идущие от разных частей его тела к непонятным словам. И не только палочки-закорючки и старенький, кривенький китайский целитель с иголкой в руках. Там были нарисованы могущественный император и его дочь, принцесса Орхидея, воины-телохранители и коленопреклонные подданные.

Очень скоро образ хиренького лекаря с длиннющими тараканьими усами и жиденькой косицей исчез из воспоминаний Нюши, потому что там в свете несравненной красоты воссияла убранная в золото и шелка принцесса. Нюша морщила пятачок и жмурила глаза, раскачиваясь на качелях, и богатое воображение рисовало ей чудные картины. Вот в её голове звучит музыка придворного оркестра, а под копытцами расстилается дорогой ковёр... Её крохотные ножки, одетые в башмачки знатной дамы, ступают тихо, легко касаясь ковра, вся она покачивается, шелка на её талии нежно шуршат, и золотые подвески бряцают на высокой причёске.

Могучие воины в любой миг готовы отразить и устранить любую смертельную опасность, даже мышь, нахально выбежавшую на тот же ковёр. Поистине, Нюша-Орхидея — образец совершенства. Её зелёные глаза снисходительно взирают на восхищённые лица подданных…

И вот как раз в ту трепетную минуту, когда один из доблестных воинов кланялся ей, изъявляя совершенную покорность и пылкую симпатию, всё в глазах Нюши замелькало, закружилось, и она хлопнулась на землю. Она раскрыла глаза — пустые качели неслись куда-то ввысь. Нюша приподняла голову, опираясь на розовые локотки, и её лоб с глухим стуком столкнулся с качелью.

* * *

— Ай-ай-ай, — гудел где-то вдалеке знакомый голос, — и зачем же было вставать? А если бы зубы выбило, а?

Нюша уселась в постели и увидела недовольное лицо Совуньи. Кое-как сообразив, что она не дома, Нюша подняла руку и коснулась лба, куда Совунья положила мокрую тряпицу.

— А что это я тут делаю? — спросила она рассеянно.

— Как, ты совсем ничего не помнишь?

— Совсем ничего.

— Ну как же, мы с Карычем делали утренний променад, собирались зайти ко мне и вдруг смотрим — ты на качелях катаешься. Кусты, ясное дело, высокие, мы бы тебя и не заметили, но где уж тут не заметить, если ты над ними взмываешь, то там, то здесь!

Тут Совунья состроила болезненную гримасу и прикрыла глаза кончиком крыла.

— Уж не знаю, о чём ты только думала в тот момент, — строго сказала она.

Нюша промолчала.

— Бросились мы с Кар-Карычем выговор тебе сделать, да не успели. Только через кусты продрались, а ты уже в луже лежишь. Да ещё и голову зачем-то поднимаешь! А качели — тук тебя в лоб!

Нюша совсем растерялась. Затем она огляделась по сторонам.

— А-а… То-то голова по швам трещит, — пробормотала Нюша, хмуро вспоминая своё неудачное катание.

— Отвар мяты способствует охлаждению, — промолвила Совунья. — Вот увидишь, результат будет отменный, завтра от шишки не останется и следа.

— Совунья, а что, если я тебе на день рождения подарю нефарфоровый чайник?

Испугавшись того, что только что сказала, Нюша захлопала глазами. Совунья, похоже, немного смутилась.

— А… Ха, ха, ха, — рассмеялась она благодушно, совсем как Карыч. — Да что ты, Нюша! Не надо мне никаких подарков…

— Как не надо? Это как же я без подарка явлюсь, что скажу?

Тогда Совунья, расхаживая у плиты, заметила как бы между прочим:

— Ну, вообще-то, чайник никогда в хозяйстве не помешает.

— Так ничего, что он простой, глиняный?

— Ну, конечно, ничего.

— Я так и подумала, — печально заявила Нюша. — Что такое нефарфоровый чайник? Совсем ничего.

— Тебе нельзя вставать, — засуетилась Совунья. — Лежи и только, пожалуйста, не дёргайся! Если мне не изменяет память, тебе надо принять настойку календулы. И не думай о чайнике. Лучше помоги мне приготовить праздничное угощение. Вот это будет самый что ни на есть лучший подарок!

— Да, да, конечно, — смиренно согласилась Нюша. — А ты это куда?

— Я за тележкой! Надо бы овощей у Копатыча набрать.

* * *

На другой день настала пора хлопотливых приготовлений к празднику. Совунья порхала над кастрюлями, Лосяш, Пин и Карыч имели самый заговорщицкий вид и что-то без конца обсуждали друг с другом. Копатыч рубил капусту и картошку, и только Крош и Ёжик помчались к берегу моря, потому что они спешили принимать последние солнечные ванны.

Нюша без устали помогала Совунье. Особенно интересно было готовить пирог со сливочным кремом. Нюша выполняла следующие приятные обязанности: путаться под ногами и давать очень важные кулинарые советы, греть копытца у очага, наблюдая за вспуханием бисквитов, пропитывать их какой-то сладенькой, согревающей горло водичкой, выбирать самую вкусную клубнику и украшать ею пирог. Кроме того, Нюше полагалось облизывать взбитые сливки с палки-взбивалки, выбирать лучшую скатерть на стол, протирать столовые ложки, пока не виден будет в них розовый пятачок, и многое, многое другое. Разумеется, к вечеру помощница очень устала.

— Садись уже, — сказала Совунья, утирая вспотевший лоб широким, сизым крылом. — Отдохни.

— Ой… Какой же громкий у тебя голос, Совунья.

— Но не настолько, насколько у тебя, — сказала Совунья, глянув на Нюшу как-то не очень приветливо.

— Ладно, Совунья. Я бегу наряжаться и готовить тебе подарок.

— Ужин через два часа!

И вот настал момент, и, вырядившись в пух и прах, Нюша зашагала к домику Совуньи. Она несла себя гордо, облачённая в длинный халат и цветастые шаровары, на голове её красовалась, как позднее выразился Карыч, «прелестная икебана», то есть причудливая причёска, украшенная цветами. Сейчас ей казалось, что на праздник идёт вовсе не она, а сама принцесса Орхидея.

Неподалёку от крыльца Совуньи её ожидал Бараш.

Он стоял с какой-то рукописью в руках, на его голову был надет черный, кучерявый парик. Под ушами Бараша виднелись бакенбарды. Что с него взять, поэт!

В петлице у него красовалась маленькая красная гвоздика. Он взглянул на Нюшу и, кажется, потерял дар речи. Однако Бараш довольно быстро пришёл в чувство и чинно зашагал по лесенке.

Войдя в дом, Нюша поздоровалась с хозяйкой и была усажена на диван. Нюша сидела на диване, вздёрнув пятачок: комплименты и так сыпались на неё один за другим, и ей стало лестно от того, что Бараш так оробел, что и поздороваться с ней не решился.

Совунья была великолепна. Она была одета в наряд Королевы урожая. На её голове шуршали золотые листья, колосья пшеницы, гроздья калины. На шее висело монисто из ягод шиповника. На плечах лежал плащ, расшитый сухоцветами. На лапках красовались браслеты, сплетённые из бересты. Именинница буквально вспархивала с места на место, рассаживая гостей и приветливо встречая новоприбывших.

Нюша присматривалась к гостям и их нарядам. А вот и Кар-Карыч пришёл! Кажется, он изображал… Неужели китайского лекаря? Нюша таращилась на старого ворона, всё больше убеждаясь в том, что он нарядился сановитым китайским целителем. «Ну и дела, — удивлённо подумала она. — И кто только его надоумил?..»

Подарок для Совуньи Нюша припрятала, чтобы вручить его в более подходящий, торжественный момент. Но вот Совунья принялась расставлять тарелки, и она бросилась ей помогать. Однако Карыч отстранил её могучим тёмно-сизым крылом:

— Позволь старому джентльмену помочь даме его сердца.

Что бы это значило?

Нюша обрадовалась — это значило, что сегодняшний вечер обещает привнести в постную, полную труда жизнь смешариков хотя бы немного романтики. Ну, наконец-то!

Крош и Ёжик оделись «в алхимика и звездочёта» — впрочем, их костюмы были до странности похожи один на другой, и где там звездочёт, а где — алхимик, не сумел бы разобрать даже всезнающий Лосяш. Кстати, он был фруктовым деревом.

Копатычу, который, конечно же, оделся фермером, это очень понравилось, он хихикал и всё норовил «обобрать эту раскидистую грушу», нахально щупая его увитые листвой рога. Наконец Лосяш рассердился и отсел от него подальше. Пин нарядился во что-то аборигенское, на его бёдрах тряслась соломенная юбка, а на шее висел ромашковый венок.

И вот застолье началось.

Застолье.

Карыч восседал недалеко от Совуньи, его лицо выглядело загадочным. Пин и Лосяш расточали похвалы хозяйке дома. Только Крош и Ёжик ничего не говорили, потому что их рты были набиты едой. Бараш то краснел, то бледнел. Он потягивал компот, поправляя парик и шелестя под столом своими бумажками. Нюша любовалась Совуньей — доброжелательная и красноречивая, она сидела на самом видном месте и без устали следила, чтобы у каждого гостя на тарелке было вдосталь угощения.

Когда лёгким закускам и гастрономическим пустякам пришёл конец, на столе появились поистине необыкновенные блюда. Это была симфония овощных гарниров, это было пёстрое великолепие салатов и пряных соусов; грандиозные насыпи помидоров и перца венчали пучки лука, соки текли рекой, фрукты сыпались, как из рога изобилия. Это была осенняя кантата, посвящённая дарам природы. Нюша была на седьмом небе, ведь овощного рагу становилось всё меньше, а значит, близилась очередь торта.

Крош решительно не знал, на что бросаться — не то на морковную запеканку, не то на морковный пирог. Ёжик слизывал с пальцев варенье, Копатыч яростно хрустел репой, Лосяш пробовал рататуй.

Кроме того, взрослые иногда потягивали кое-что из мерных чашечек. Нюша отлично чувствовала тот самый умопомрачительный аромат, которым пахли пропитанные бисквиты. Но как ни чаяла она испробовать запретного напитка, заветная бутылка из зелёного стекла, из которой его разливали, всё время оставалась под столом…

— Так положено, — пояснил ей Лосяш. Конечно, это было досадно.

«Ну, ничего, — думала Нюша, глядя, как Копатыч запрокидывает в себя чашечку за чашечкой, — вот начнутся танцы, слазаю под стол. Терпение, дорогая Орхидея — умеешь ждать, получишь больше!»

— Пин, не стесняйся, — пропела Совунья своим тягучим голосом, — угостись свежим желе из слив.

— О, дорогой Совунья, — прохрипел Пин, — я не знаю, как это лутше сказайт…

Совунья приподняла тёмную бровь.

— А что, собственно, такое?

— Дело в том, что мне решительно нельзя никакой слива.

— Как, совсем никаких слив?

— Найн, — покачал головой Пин. — Иначе — капут!

Копатыч глянул на него и усмехнулся. Совунья рассмеялась. Кажется, она поняла, к чему клонит Пин, а вот Нюша не поняла решительно ничего, и теперь озадаченно прислушивалась к их беседе.

— Тогда не ешь слив… Что ж, и сливового повидла тебе не надо. Да и киви тоже лучше не пробуй. Ну, а если что, — я тебе советую сырую морковь!

Пин кивнул и поспешно опустил глаза в тарелку.

Карыч всё это время молчал и ел довольно неохотно.

— Карыч, ты почему это так плохо кушаешь? Неужели опять наелся дома? — спросила именинница.

— Э-м-м-м… Что? Плохо кушаю? Да это всё твои фантазии, Совунья, — сказал Карыч, оторвавшись от раздумий.

— Карыч, тебе фто, не нравится фалат? — прошамкал Крош, выкатывая глаза на Карыча и не переставая жевать. Нюша одёрнула его под столом, но дело было вовсе не в манерах: просто его вопрос был весьма неосторожным. Карыч, кажется, напрягся, хотя всеми силами принимал беззаботный вид.

— О, нет, ну что вы, друзья. Конечно же, нравится.

— А сливовый компот? — многозначительно поинтересовалась Совунья. Взгляд её скользнул по банке с компотом…

Карыч поглядел на компот, в котором плавали разваренные сливы, а потом на листья салата; в его глазах показалось невыразимое отвращение, но он тут же спохватился и натянул на лицо улыбку.

— Что такое? — насторожилась Совунья.

— Дело в том, Совунья, что я… Как бы это сказать? Я не…

— О, тебе тоже нельзя слив? — сочувственно спросил Пин.

Карыч вздохнул и сказал угрюмо:

— Да. Если честно, я их просто не перевариваю.

Кажется, Совунья начала сердиться:

— Вот как? Вы не переживайте — у меня морковок на всех хватит!

Крош, услыхав такие слова, довольно улыбнулся и потянулся к соуснице с морковным соусом.

— А зачем им морковки, Совунья? — спросила Нюша именинницу, когда та уселась рядом с ней. — Они же их не любят. Это Крош по ним с ума сходит.

— Нюша, видишь ли, мы всё-таки кушаем. Давай сейчас не будет об этом… — благодушно пояснила сова. — Пин, почему бы тебе не попробовать селёдку под шубой?

— Гм… Я бы тоже не отказался… — заметил Карыч, ковыряя вилкой квашеную капусту.

Пока Совунья озабоченно рассматривала сельдь на предмет костей, Копатыч наклонился и достал из-под стола зелёную бутылочку.

— О, майн Год, — неодобрительно покачал головой Пин. — Ты снова взяль этот болшой бутылка? Я почему-то думайт, что через час ты не будешь вставайт с этот стул.

Копатыч невозмутимо возразил:

— Не стоит переживать, дорогой Пин! Вреда не будет… Я же закусываю.

— Но ты будешь ужасен!

— Этот напиток меня согревает, — неуверенно оправдывался Копатыч.

Затем он опорожнил чашечку и утёр рот лапой.

— Тебе стоит ограничиться этой чашкой, — несмело заметил Лосяш, наклонившись к его уху.

Вскоре этой темой заинтересовалась Совунья:

— Копатыч, заканчивай, — процедила она сквозь клюв, после чего сунула бутылку под стол.

Копатыч вздохнул, прослеживая глазами исчезновение «напитка», а именинница вдруг воскликнула:

— Крош, миленький мой, неужели ты съел всё повидло?

Нюша заметила, что Крош, которого уличили в поедании повидла, немного растерялся и старался это утаить.

— Всего полбанки, — сказал он, и икнул. — И ещё — десять морковок. На всякий случай…

— Но это же стопроцентное здоровье!

— А я не переборщил с морковками? — тихо осведомился Крош.

— Ну… Конечно, нет.

Но Крош не унимался.

— А вдруг будет запор?

Совунья, которая как раз взялась за салатную ложку, замерла. Копатыч снова усмехнулся… Пин перестал жевать — кажется, он был очень смущён. «Кхм…Кхм…» — послышалось слева: Карыч покашливал и почему-то прикрывал лицо салфеткой. Лосяш поперхнулся компотом и обескуражено взглянул на Совунью. Ёжик с ужасом таращился на Кроша.

— Крош, — сдержанно ответила Совунья. — Ты что?

— Ладно, — благодушно прошептал медведь, обводя глазами стол и обсасывая лапы. — Вообще-то Совунья первой начала.

— Ну, уж если по справедливости, то первым начал Пин, — заявил Крош, и лицо Совуньи снова стало делаться сердитым.

Тут пингвин не утерпел и сказал сокрушённо:

— Да, но я хотеть сказайт деликатно, а ты — найн! Никакой стыд.

— Друзья, давайте успокоимся, — возвестил мирный голос Карыча. Пин тотчас умолк.

Карыч натянуто улыбнулся, затем выдержал паузу и осторожно продолжил:

— Ведь все мы знаем, что оставили кое-что за дверью в эту комнату, не правда ли?

— Не правда, — важно возразила Нюша. — Лично я там ничего не оставляла.

Карыч одарил Нюшу укоризненным взором и продолжил, явно стараясь придать голосу выражение интриги:

— Итак, я решительно настроен порадовать Совунью! — воскликнул он. Затем он проделал вот что: три раза хлопнул крыльями, несколько раз приподнял, как бы танцуя, левую ногу и воскликнул, толкая дверь:

— Та-да-а-м!..

Совунья приподнялась в кресле, с любопытством рассматривая кучу свёртков и коробочек. Позади насыпи подарков возвышалась самая большая и красивая коробка. На ней было написано:

«Карыч и Ко, с любовью». Глаза Совуньи загорелись.

— О-о… — только и сумела молвить именинница. — Неужели это всё — мои подарки?..

Поздравления.

Копатыч, развернув гармонь, собрался задать церемонии нужную тональность — мажорную и забористую, однако Кар-Карыч состроил ему строгое лицо, и он отложил инструмент в сторону.

— И так, дорогая Совунья, мы с Лосяшем и Пином приготовили тебе подарок.

— И что же это? — кокетливо спросила заинтригованная Совунья. — Он красивый?

— О, он такой же красивый и полезный, как и ты.

— Ха-ха-ха, рада слышать, что я полезна, хотя я уже не слишком молода.

— Что ты, Совунья, ты прекрасна! — пылко возразил Карыч. Нюша с подозрением следила за его странными ужимками. Затем случилось вот что: Карыч приблизился к Совунье и приобнял её. — Ты великолепна!

Нюша, конечно же, не вполне понимала, что снадобье в мерных чашечках вполне способно на такие чудеса.

— Ну-ну, только без рук! Раз уж подарок от трёх лиц, так оставим его на десерт.

Крош и Ёжик пригласили Совунью на балкон, смотреть тумбочку, стоявшую внизу, у дверей. Совунья ахала, охала и восхищалась. Копатыч подарил ей соломенную шляпу, и на этом его подарки закончились.

— Позвольте прочитать стихотворение, — вдруг проблеял Бараш, и все уставились на него с большим вниманием.

Совунья, мудрая Совунья!

Тебя строжее не найти.

Расправь свои большие крылья,

И в голубую даль лети!

Чу! Что сияет за туманом,

Но разглядеть, увы, нельзя?

О, вижу — светят там хмельно и рьяно

Твои чудесные глаза!

В них огоньков лукавых сонмы,

Над ними — пёрышки бровей.

Я в омут мудрости бездонный

Нырнуть, как линь, спешу скорей!

Ты кладезь бодрости и знаний

И светоч тёплой доброты.

Тебе желаю я здоровья

И долговечной красоты!

Прошло несколько мгновений. Наконец, Совунья захлопала, а за ней хлопали все остальные.

— Ну, в голубую даль я пока не собираюсь, — заметила Совунья, — но вообще-то стихотворение чудное!

Тут Совунья подскочила к польщённому Барашу и поцеловала его в обе щёки.

— Спасибо, дорогой Бараш!

— Прекрасно, прекрасно! — заливался Карыч.

Пин также восторженно апплодировал.

— Молодец, Бараш, — сказал Крош. Тем временем Ёжик почему-то молчал. Крош отвернулся от Бараша и снова принялся есть.

— А ты что скажешь? — спросила Совунья, хитро глянув на Нюшу.

— Ммм… Ну… Я считаю, что в период между позавчерашним днём и днём рождения можно было бы сочинить что-нибудь более… Ну… — Нюша тяжко вздохнула, а брови Совуньи сдвинулись к переносице.

— Что ещё за линь такой, никак не пойму?..

— Ну, я думаю, Бараш очень старался, и ему удалось сочинить хорошее стихотворение, — вдруг перебил её Карыч, сделав особое ударение на слове «удалось».

«И всё же эти стихи лучше, чем кривая этажерка, — раздражённо подумала Нюша. — Если бы мне сочиняли такие стихи, я бы, как настоящая принцесса, велела положить их на музыку!»

Тут Кар-Карыч подбоченился и объявил:

— Прими и наш скромный дар. Он поможет тебе, как это было сказано в стихотворении Бараша, быть здоровой и красивой. Ибо все мы, Совунья, всегда пребываем под сенью крыльев твоих, хоть иногда и не ценим этого.

Пин, потряхивая соломенной юбкой, притащил какой-то футляр, а Лосяш, шелестя увитыми зеленью рогами, принялся пыхтеть и раскрывать его хитроумные замочки. Карыч преисполнился важности.

Наконец, коробка открылась, и из неё медленно, очень медленно появился какой-то странный агрегат. Ворон, кажется, приготовился сказать что-то особенное, однако не успел — Совунья привстала на скамейке и выпучила глаза.

— Ба-а-атюшки, что это?

— Совунья, это механизированное средство, оказывающее терапевтический эффект в соответствии с определённой областью китайской медицины.

— Что?

— Проще говоря, это аппарат «Массажёр-иглоукалыватель», — интеллигентно заметил Лосяш.

Карыч, услыхав в его голосе неуверенность, тотчас обернулся и увидел развёрнутый подарок. Он представлял собой нечто, похожее на утюг, утыканный железными скобами, каждую из которых венчал один из следующих предметов: шипованное колёсико, цилиндр с бугристой поверхностью, круглый гладкий шар, массажная щётка. Совунья рассматривала агрегат, и в её глазах была смесь удивления, недоверия и насмешки.

— О, а это ещё зачем? — спросила именинница, крутанув шипованное колёсико. — Зачем мне это? — Затем она поглядела на старого ворона и спросила его обеспокоенно: — Что ты собираешься со мной делать, Карыч?

— Лечить и исцелять. Но моя помощь будет нужна тебе только на первых процедурах, а потом…

— А потом я освою это пыточное орудие и буду радостно подставлять свою слабую спину под эти штуки?

Карыч обернулся и пронзил Пина сердитым взором:

— Если бы только ты научился правильно читать чертежи, — прошипел он в его ухо, пока Совунья и прочие участники торжества растерянно разглядывали агрегат. — Ты нарушил все пропорции!

— Нет никакой ошибка! — яростно прохрипел Пин, одёргивая свой цветочный венок. — Лосяш был рядом каждый минута.

— Ты же сказал, что чертежи выбраны правильно, — оправдывался Лосяш.

— Постойте, тут какая-то кнопочка, — промолвила Совунья, и троица тотчас воззрилась на неё.

— Это очень хороший кнопочка, — кинулся к ней Пин — видимо, он очень хотел доказать Совунье всю неоценённую ею прелесть «пыточного орудия». — Один нажатие, и ничего более.

— И что же будет?

Пин решительно нажал кнопочку, и из потайной дверцы орудия вылез резиновый шланг. Все замерли, глядя на покачивающийся шланг, и вдруг из отверстия в шланге выскочила какая-то игла. Совунья отпрянула, а Ёжик прикрыл глаза руками.

— Но… позвольте…

Игла страшно сверкнула, а Пин невозмутимо продолжал:

— Итак, твой здоровье отныне в твоих руках... эм… в крыльях. Только несколько укалываний в день при условии, что ты соблюдайт правила гигиены.

— Но ведь это же какой-то кошмар!

Карыч казался взволнованным. Однако он молчал и хмурил брови.

— Найн! — возразил Пин, утирая вспотевший лоб. — Это есть как комарик кусайт, ты даже не почувствовайт.

— Ха! — сказала Совунья, складывая крылья на груди. — Останусь ли я живой после таких процедур?

— Дорогая Совунья, — наконец, вмешался Карыч. — Давай поговорим об этом чуточку позже. Например, завтра утром. Я всё тебе объясню! И у тебя не останется никаких сомнений в том, что этот подарок очень полезен. Ведь ты же пока ещё не знаешь всех его возможностей. Видишь ли, Совунья, китайские мудрецы говорили, что на нашем теле находятся очень важные места, так скажем, особые точки, которые следует подвергать…

— Подвергать? Ну-ну…

— Нет, нет! Поверишь ли ты мне, если я скажу, что их нужно подвергать массажу?..

— Да что ты говоришь! Как будто я не знаю, — покачала головой Совунья.

— Но эти точки находятся не абы где, а на…

— А на моём теле, верно? — подсказала Совунья, прищурив левый глаз.

— На меридианах твоего… то есть, нашего тела, — несмело заметил Карыч.

— Друзья, ну давайте же уже танцевать, — несмело предложил Копатыч. — Вот увидите: утром мы увидим всё с лучшей стороны.

— Да уж, утро вечера мудренее… Копатыч, отодвинь, пожалуйста, агрегат в угол, к шкафу.

Нюша действует решительно.

И вот, пошло гуляние. Копатыч, отбросив свою степенность, пустился в пляс, топоча ногами и озорно зыркая на всех глазищами. Ёжик танцевал лезгинку, а Крош крутился на полу, дрыгая ногами и хлопая ушами. Это у него называлось «нижний брейк». Пин потрясал бёдрами и делал вычурные движения крыльями. Нюша, глядя на все эти безобразия, чинно сидела в углу. Она выжидала, когда же Бараш осмелится пригласить её на танец.

Лосяш, сидя за столом, чистил грушу перочинным ножичком. Нюша украдкой взглянула на Бараша. Увы, юный поэт, подперев подбородок копытцем, глядел только на Лосяша. Тот с самодовольным лицом показывал ему, как тянется ленточка зелёной грушевой кожуры из-под его ножа. Нюша нахмурилась.

Карыч закрутил Совунью в каком-то подобии вальса, и его жиденькая китайская косица летала по ветру, точно хлыстик. А Бараш всё сидел и сидел без движения, и Нюша подумала не без ехидства: «Ага, белого танца дожидается. Ну, уж нет, так дело не пойдёт!»

Закончилось всё очень прозаично — Копатыч, хлебнув напоследок из своего стаканчика, вдруг подхватил изумлённого Бараша и вынудил его танцевать. Вовлечённый в неистовый танец Бараш иногда бросал на Нюшу извиняющийся взгляд. Надо ли говорить, что всё это в конец рассердило «венценосную» свинку? Тихонько хрюкнув, она слезла со стульчика и неожиданно поняла: а ведь зелёная бутылка оставлена без присмотра.

Сперва она попробовала отыскать на столе чистую чашечку. Но все они оказались с мутным осадком на дне.

«Это чтобы принцесса пила из эдакой посуды? Нет уж, так не пойдёт!»

Нюша полезла под стол. Выглядывая из-под длинной скатерти, она видела ноги танцующих. Мимо пронеслись лапы Карыча, он громко кричал:

— И-и-э-эх!!

— Эге-гей! — вторил ему Копатыч. — Посторонись, Карыч! Сегодня мы — лучшая пара сезона!

— О-хо-хо-хо, Карыч, да ты совсем меня уморил, — весело воскликнула Совунья.

«М-да, странно себя ведут эти взрослые, — недовольно думала Нюша, подползая к бутылке. — Ну что ж, попробую вот так…»

Нюша уселась поудобнее, взялась за горлышко бутылки и стала наклонять её поближе к своему пятачку. «Чуть-чуть попробую только, и всё, честное слово!»

Необъяснимое ощущение того, что она поступает плохо, почему-то не покидало Нюшу ни на минуту. Недаром же взрослые прячут напиток под столом! И ни разу не предложили его ни Крошу, ни Ёжику, ни Барашу! И выглядит эта бутылка как-то загадочно, из-за зелёного стекла не виден цвет напитка. На ней нет никакой этикетки, что само по себе довольно странно, ведь внимательная Совунья уделяет большое значение поясняющим надписям.

«Так значит, этот напиток запретен и, может быть, чрезвычайно ценен, — размышляла Нюша, любуясь блестящим зелёным стеклом. И тут её осенило:

— А не его ли Совунья «бальзамом» называла? Тем более стоит попробовать хотя бы каплю… Ведь от капельки ничего не случится! Взрослые стаканами пьют и ничего, даже пляшут. Нет, не время раздумывать и мяться!

Нюша наклоняла и наклоняла большую бутылку, усердно подсовывая лицо к горлышку, и вдруг в рот Нюше хлынула целая Ниагара запретного «бальзама».

Страсти накаляются.

Нюша пришла в смятение. Едва не захлебнувшись, она отпрянула от бутылки и увидела струю жгучего напитка, орошающую натёртый мастикой паркет. Кое-как подняв бутыль и вернув её в прежнее положение, Нюша пыталась отдышаться и прийти в себя. Но, увы, её голова кружилась, а горло пылало, и ей сделалось ужасно жарко. Собравшись с силами, Нюша поползла в другой конец стола. Смех танцующих казался ей необычайно счастливым и душевным. Она робко выглянула из-под скатерти.

«Совунья… Настоящая царица урожая!»

Эх, была, не была! Нюша выпрямилась, хватаясь за край скатерти.

«Да, во времена принцесс и королев всё, в самом деле, было особенным. Как жаль, что эти времена давно миновали…»

— Нюша, так ты тут? — неожиданно промолвил кто-то в её ухо. — Наконец-то я тебя нашёл! Знаешь, твои штанишки просто чудесные! Они так изящно сужаются на твоих копытцах. А знаешь, Нюша, даже не верится, что мы…

Нюша повернулась к говорящему. Это оказался Бараш. Во всяком случае, фигура была именно его… Дело в том, что происходящее стало видеться ей точно через мутное стекло. Бараш почему-то умолк. Нюша также надменно молчала. И вдруг случилось возмутительное: рот Бараш стал кривиться, и он хихикнул.

— Что такое? — растерялась принцесса. — Ты что, смеёшься?

Бараш проблеял что-то невразумительное.

— Нет. Я вижу, ты надо мной насмехаешься. Ну-ка, живо говори, что не так?

Нюша осознала, что даже собственный голос стал казаться ей каким-то чужим и чересчур звонким. Но язык, мягкий, точно хлебный мякиш, и непослушный, не успевал за ходом мысли. «Не так… Не так…» — вторило эхо в её голове.

— Нюша, да что с тобой? — вдруг подскочил к ней Крош. — Ты чего такая красная?

— Да, и веточки-цветочки твои совсем обтрепались, — весело заметил Ёжик. Его голос, звучащий «в нос», показался Нюше неприятным. И вообще, всё открывалось ей в доселе невиданном свете. Она дико огляделась по сторонам. Ну и дураки эти взрослые! Нашли, что прятать от детей! Да Нюша… то есть, настоящая принцесса, за такую гадость велела бы их всех…

— С тобой всё в порядке? — озадаченно прогнусавил Ёжик.

— Кстати, что-то не припомню, чтобы ты подарила Совунье подарок, — протараторил Крош. — Ты забыла, что ли?

— Не забыла! То есть, забыла. И что с того?

Нюша начинала закипать. Ей почему-то казалось, что кровь пузырится в её жилах, как вода в бурном ручье. Но ведь она была принцессой, и обращать внимание на глупые вопросы было, как минимум, ниже её достоинства. Она направилась прочь. Однако «стекло» перед её взором становилось всё мутнее, шаги получались слишком широкими, перед лицом что-то болталось. В рту стоял неприятный вкус.

— Нюша, ты куда?

— Отойди, Бараш.

Боясь уронить достоинство, юная свинка держалась молодцом и не шла на поводу у своих эмоций.

— А какой он, твой подарок?

— Нам-то хоть покажи!

Нюша остановилась.

«Ну что я должна сделать, чтобы они отстали от меня?!»

— Ну, хорошо, смотрите, — промолвила Нюша, следуя в угол гостиной. Крош и Ёжик направились за ней. — Вот это — фарфоровый чайник.

Нюша немного отодвинулась в сторону, чтобы юные друзья смогли заглянуть в приоткрытую коробку и увидеть чайник.

— Осторожно, не разбейте! Утром, если Совунья разрешит, будем из него пить чай, — проговорила она с достоинством.

Крош уселся на полу, чтобы лучше рассмотреть этикетку на коробке.

— Ох уж эти восточные штучки, — сказал Крош голосом знатока. — У меня-то глаз на эти иероглифы намётан. Не зря же моего папу назвали «непобедимым боевым кроликом»! А он, между прочим, учился в лучшей китайской школе дзю-до!

О принцессах не судачат за спиной.

— Ах, Крош, — с укоризной молвила Нюша.

— Что?

— Твоё самомнение, как всегда, переходит все границы.

Крош не обратил внимания на её слова. Он был слишком поглощён рассматриванием этикетки.

— Ага, «Чайник ф-ый. Фабрика имени Лю Цзиня». Чайник фабричный, что ли?

— Фарфоровый!

— Фабричный, а не фарфоровый.

Нюша была раздосадована.

— Не спорь со мной, — заявила она.

— Ну и злюка, — озадачился Крош. Затем он широко улыбнулся и добавил:

— Неужто вошла в образ и вообразила себя всемогущей принцессой?

— Ничего подобного! — обиженно хрюкнула Нюша.

— А вот и да!

— А вот и нет.

— И вырядилась, как будто она тут одна такая, — критично заметил Крош.

— Это лучше, чем придти в рубашке сомнительной свежести, в хламиде из занавески и в дырявом колпаке.

Глаза Кроша недобро сверкнули.

— Не ссорьтесь, ребята, — взмолился Ёжик.

— Тебя что, Бараш на танец не пригласил? — спросил Крош с какой-то прямо-таки издевательской усмешкой.

— А мне и не надо!

Тут в оживлённую беседу на свою беду влез Бараш.

— Позвольте… Всего несколько слов.

Он был необычайно культурен и мягок, видно, возомнил себя весьма поэтичной натурой! Дарительница чайника поглядела на него с недоверием.

— Ты, должно быть, неправильно меня поняла. Извини, что я тебя не пригласил. Ты же видела, я…

— Его ангажировал Копатыч, — весело пояснил Крош.

— Вообще-то я был категорически против! — проблеял Бараш.

На это Нюша сухо ответила:

— Раньше надо было шевелиться.

Кажется, разговор был окончен. Тяжко вздохнув и отодвинув коробку под комнатную розу, Нюша уставилась в туманное никуда. Но тут она обратила внимание на то, что Копатыч направился к столу. Он искал свою чашечку. Наверное, хотел испробовать того бальзама. Нюша почему-то испугалась.

— Ох, и чудна огонь-водица…

— Я же просила, Копатыч! — встрепенулась именинница.

— Ну, прости, я просто задумался. Я не хотел. А ну-ка, где наша бутылочка? Где наша хорошая?

Копатыч согнулся, полез под скатерть, затем неловко покачнулся и грохнулся на пол.

— И чегой-то тут налито? — взревел он.

— Ничего, ничего, бывает, — кинулась к нему Совунья.

Копатыч перенёс своё падение с честью. Он поднялся с пола и громко хохотал.

— Не волнуйся. Никогда так мягко не падал.

— Где налито? — раскудахталась Совунья.

Нюша затрепетала, как осиновый лист. «Ах, чёрт возьми… Сейчас начнётся: «Кто разлил? Кто это был? Это Нюша, она как раз выползала из-под стола. Позовите её, пожалуйста». Ну почему все взрослые, как только плохо себя ведут не они, а дети, сразу теряют своё чувство юмора и становятся старыми занудами?»

— Нюша, ку-ку!

Свинка вздрогнула — это Крош щёлкал пальцами перед её пятачком.

— Да ладно, она, как слепая курица — ничего не видит! Наверное, смотрит, как бы её брокколи не съели!

— Ага, — согласился Ёжик.

«Несчастный подпевала!» — возмутилась Нюша.

— «Ах, остановитесь, кастрюля и так почти пуста…» — воскликнул Крош, пародируя Нюшу.

Нюша посмотрела на Кроша, подавив новый вздох. Её состояние казалось ей непонятным, занимательным, но странным. В другой раз она обиделась бы и расплакалась из-за того, что никто её не понимает. Но на сей раз ей нужно было что-то другое. Нет, о принцессах так не говорят, о них не судачат за спиной!

— Что ты сказал, Крош?

— Сказал, что ты ничего не видишь и не слышишь!

— Нет, ты назвал меня плохими словами. Приличному человеку не стоит так выражаться.

— Какими?

— Ты назвал меня бро… Брокколью! — выпалила Нюша неровным голосом.

Крош и Ёжик переглянулись, сделав глупые лица.

— А вот тебе за это! — выкрикнула Нюша, и стукнула Кроша в левый глаз.

Вечер сменяется утром, а ночь коротка, как сон.

Нюше снилось что-то ужасно странное. Поначалу её сны были довольно приятны: прекрасная погода, берег озера, лето и солнце. Она была одета в шёлковые шаровары, на её голове красовалась корона. Но вдруг из берёзовой рощи вышли Ёжик и Крош.

— Ага, вот она где! Ишь, вырядилась! — захихикал Крош.

Нюша рассердилась и стала прикидывать, чем бы запустить в Кроша, но, увы, камней поблизости не наблюдалось, и грязь в лужах пересохла.

— Снимай своё кимоно и айда купаться, — махнул рукой Ёжик.

— Я не плаваю, где попало, у меня личный бассейн. А в озере пиявки и водоросли.

Ёжик и Крош переглянулись и бросились к ней, пытаясь её «разоблачить», иными словами, снять с неё «икебану» и шаровары. Нюша дрыгала ногами и взвизгивала.

— Я приказываю вам остановиться! Иначе боги напустят на вас кару небесную!

Не без труда Нюша вырвалась из их рук и, горько рыдая, бросилась убегать. Она мчалась в узком проходе между туями, который вёл во фруктовый сад Копатыча. Но что-то преследовало её. Что-то тихо трещало и постукивало за её спиной. Свинка обернулась — за ней ехала тележка Совуньи, и она явно её настигала. Нюша бежала что есть сил! Но телега, никем не управляемая, дребезжала по утоптанной тропе. В конце концов, телега догнала Нюшу, и та упала в её глубокие, тёмные недра. Голос Копатыча произнес в отдалении:

— Гляньте-ка, а телега-то непорожняя… Совунья, там что-то лежит. А! Ишь ты! Дык это ж та самая подгнившая тыква… Вот так её, в компост.

Нюша скатилась с постели и проснулась.

Она побарахталась в одеяле, протёрла глаза и вскарабкалась обратно на кровать. Пытаясь отдышаться, посмотрела наверх, увидела покрашенный под старину потолок Совуньи.

— Покедова! — проорал голос Копатыча откуда-то снизу. — Телегу забираю.

Совунья промямлила что-то невразумительное.

Нюша навострила слух. Шум и треск никуда не исчезли — это её чайник дрожал на плитке, постукивая крышечкой.

Нюша приподняла голову. На соседней постели она увидела острые ушки Совуньи. Она лениво переворачивалась с боку на бок. Но постойте? Кто это лежит рядом с ней? Да это же… Карыч!

— Ну, что же ты отворачиваешься, — мурлыкал Карыч своим музыкальным баритоном. — Что ж не хочешь взглянуть на меня, звезда моих надежд?

Нюша вытянулась в струнку. Наваждение снов тотчас оставило её.

— Ах, что за чудные пё-о-рышки… — проговорил неровный голос Карыча. Его крыло робко коснулось пухлого живота Совуньи.

— Ах, ну что такое… Что это, что?.. Снимите с плиты… Там моя ромашка… — сонно проговорила Совунья, не открывая глаз.

— Ты, ты — моя ромашка.

Увиденное так удивило Нюшу, что она забылась и перестала таиться за большой подушкой.

Вдруг Карыч взглянул на Нюшу через прутья железной спинки. Он ничего не сказал, а только тупо таращился на юную свинку.

Совунья тихо вскрикнула, очнувшись, наконец, от хмельного забытья.

— Чайник, чайник!

Ловко перескочив через Карыча, она кинулась к плите.

— Вы что, разве можно фарфор ставить на плиту? Сумасшедшие!

«Вот те раз! Так значит, чайник всё-таки фарфоровый?» — обрадовалась Нюша.

Совунья успокоилась, пришла в себя, накрыла чайник салфеткой, и тут её взор упал на Карыча, сидящего на краю постели.

— Карыч, мы что, спали вместе?

— Ой, да нет, что ты, — не моргнув, ответил Карыч.

— Тогда объясни мне, что ты делаешь в моей кровати?

— Я… Я пытался тебя разбудить.

— И для этого трогал мой живот?

Взор Совуньи потяжелел.

— Что ты, как можно?

В углу зашевелилось что-то. С кресла упал плед, под пледом оказался Пин.

— Искал меридианы, да?

— Я… Нет, нет, погоди, Совунья! Ты неправильно всё поняла.

— Ах, негодяй! — вспыхнула Совунья, хватаясь за поварёшку.

— Постой, я всё объясню…

Пин распахнул клюв, пытаясь понять суть происходящего.

— А ну-ка вон! — воскликнула Совунья. Карыч бросился бежать. На бегу он опрокинул стул и сдёрнул со стола льняную скатерть. На пол упала ваза. Карыч поскользнулся в луже воды и стал падать. Заваливаясь на спину, он неминуемо близился к шкафу, возле которого стоял «массажёр-иглоукалыватель».

— Толко не туда! — вскочил Пин, бросаясь Карычу наперерез. — Найн!

Но Пин не успел предупредить столкновение Карыча с массажёром. В механизме что-то щёлкнуло, и, стоило Карычу задеть красную кнопку, как из левого пазуха массажёра выскочила острая иголка:

— А-а-а-а! — взвыл Карыч, хватаясь крыльями за хвост.

— О, майн Гот!

— Ох, батюшки! — восклицала Совунья, теряя половник и всплёскивая крыльями.

Нюша, совершенно забыв о недавней сценке, кинулась выручать старого ворона.

И никаких усилий!

Поначалу вечер Нюши был одинок. Юная красавица сидела у окна и вдыхала аромат отцветающих роз. И вдруг она увидела, что по неторной тропке за её домом плетётся Карыч. Кажется, он таился за кустами жасмина. Затем старый ворон тихо постучал в её дверь.

— Милая Нюша, — говорил Карыч, потирая крылом макушку. Перед ним стоял стакан чаю. — Всё это совсем меня не радует. Моя прекрасная идея так и осталась на бумаге. О, что же делать! Лучше б я не наряжался целителем. Лучше бы я нарядился французским клоуном и весь вечер каркал с прононсом.

Нюша растрогалась.

— Чем я могу помочь, Карыч?

— Ты не сможешь, Нюша, увы. Я испортил мнение Совуньи о себе.

— Ты можешь всё изменить!

— Но как?

— Сделай ей новый подарок. Простой и сердечный. И не похожий на… ммм…

— Нюша, я бы не хотел слушать этих средневековых терминов, — осторожно перебил её Карыч.

— Ну, хорошо, хорошо.

Вдруг в дверь снова постучали. Это были Лосяш и Бараш. Нюша поглядела на обоих, и в её голову прокрались какие-то неясные и неприятные воспоминания. Но она была хозяйкой дома, и ей хотелось выглядеть приветливой. Поэтому она поспешила предложить им чаю.

Как назло, оба сидели сиднями и молчали.

Нюша натянула на лицо любезную улыбку.

— Ну что, чем займёмся? Может быть, сыграем в «Эрудит»?

— Я думаю, это дело до добра не доведёт, — скептично отозвался Лосяш.

— Да? Отчего же?

— Может быть потому, что в прошлый раз кое-кто слишком много умничал, — пробормотал Карыч, мешая ложкой сахар в чае.

Кажется, Лосяш предпочёл промолчать.

— Ну что ж, тогда давайте споём… квартетом? — предложила Нюша.

— Нет, — отрезал Бараш. — Птицы падают в полёте ещё до того, как я открою рот.

— Так что же будем делать?

Карыча осенило:

— Нюша, а давай испечём пирог с малиной для Совуньи? Чтобы она не сердилась на нас за то, что мы разнесли ей прихожую.

— Печь должен Копатыч — это он валялся и… и, простите, дурно пахнул там всю ночь! — возмущённо воскликнул Лосяш.

— Вот именно! — проблеял Бараш. — И потом, почему мы?! А как же Ёжик, Крош?

— Да как же вам не стыдно, а ещё порядочными людьми себя считаете! — не сдержался Карыч.

— Постойте, постойте, — пискнула Нюша. — Так вы и мою прихожую разнесёте! Давайте успокоимся и испечём ей этот пирог.

Все дружно принялись за дело. И только Бараш казался очень грустным. Нюша шутила и кокетничала, но он не желал смеяться.

Нюша задумалась.... Может быть, ему неловко перед ней… из-за вчерашнего? И тут её раздумья прервал оживлённый голос Карыча:

— Нюша, — сказал Карыч, — ты можешь вернуть мне мой журнал?

— Журнал?

— Да, да, журнал!

— Конечно, могу, — сказала Нюша, рассеянно всматриваясь в тёмное жерло духового шкафа.

* * *

— Бараш, что стряслось? Говори начистоту, — сказала ему Нюша, застав его в одиночестве на крыльце.

Бараш обернулся и вылупил на неё большие, полные печали глаза.

— Тебе не кажется, что моё вчерашнее поздравление — совершенно бездарно?

Нюша вздохнула… Она могла бы признаться, положа руку на сердце, что совершенно не умела утешать Бараша, когда он казался себе «бездарным».

— Но с чего ты взял? — спросила она, постаравшись придать лицу выражение сочувствия.

— Знаешь, Крош и Ёжик нашли мою рукопись и читали её на балконе у Совуньи.

— И что?

— Они мяли её, без конца повторяя некоторые строки, и хохотали.

Конечно, услышанное было ужасно. Нюша приблизилась к Барашу и положила копытце на его пушистое плечо.

— Знаешь, Бараш, ты просто очень мнительный. Все твои…

Но тут, увы, из-за двери донёсся горький возглас Карыча:

— О, только не это!! Чёрт побери! Верните мне картинки, схемы… О, что это? Всё изрезано! Но зачем, чего ради?

Нюша похолодела от ужаса. И она только теперь поняла необдуманность своей затеи с коллажем.

— Карыч, — кинулась она к нему, чуть не плача, — милый Карыч, пожалуйста, не расстраивайся!

— Ох! Редчайший номер! Я хочу лишь одного — чтобы он был таким, как раньше!

Карыч медленно оседал на пол.

— Что с тобой, Карыч?

— Уже слишком поздно…

— Ему плохо! Зовите Совунью!

* * *

Совунья прибыла через минуту — за ней помчался резвый Бараш.

— Что это с ним? — немедленно воскликнула она.

— Не знаю, — покачал головой Бараш. Затем юный рифмоплёт повернулся к дрожащей, всхлипывающей Нюше. Вероятно, в нём пробудилось небывалое волнение. Он поспешил к Нюше и крепко обнял её.

— Бедный Карыч… Ну почему всё сложилось так глупо? Сперва я должна была спрос-и-ить…

Совунья хлопотала над Карычем, бесформенной глыбой лежащем на полу. Затем она налегла на ворона обоими крыльями, толкая в грудь.

— Массаж сердца, — деловито и хмуро пояснила она.

Совунья полила марлю какой-то гадостью и приблизила её к клюву Карыча. Через мгновение он очнулся, раскрыл помутневшие глаза и воззрился ими на свою спасительницу. В них вспыхнула радость.

— Ну что, полегчало? — спросила Совунья, хлопнув одним крылом об другое.

Карыч всколыхнулся.

— Ты простишь меня, Совунья?

Целительница немного смутилась.

— Перестань, Карыч, тебе нужен отдых… И я давно на тебя не сержусь!

Карыч улыбнулся.

— А что случилось? Кажется, со мной сделалось дурно?

— Да. И ты сейчас пребывал в плену забытья.

— Я бы век пребывал в плену твоих крыльев, Совунья!

— Ну, всё, довольно! — прервала его сова. Однако по её лицу было ясно, что она на самом деле ничуть не сердится.

— Мой агрегат и впрямь дурацкий, — с драматической ноткой в голосе заметил Карыч, — но у меня просто не было времени, чтоб сосредоточиться на всех деталях.

— Ничего страшного. Копатыч его забрал. Теперь он очень быстро соберёт картошку.

Карыч удивлённо промолчал.

— Эта отличная картофелеуборочная машина! Иголкой она рыхлит землю, колёсиком выкатывает клубни, щёткой чистит, а шаром… шаром…

— Шарит в поисках оставшейся? — неуверенно предположил Карыч.

— Да, да, — подтвердила Совунья. — И никаких усилий! Он тебя расцеловать готов, Карыч!

— Ну, вот и хорошо, — душевно сказал старый ворон.

— Дай, я тебя поцелую за него.

Глава опубликована: 14.12.2015КОНЕЦ